Вопреки происходящей сегодня дискуссии об адекватности политических инициатив руководителя государства, последовавших за серией террористических атак на нашу страну, рискну предположить, что оба этих события синхронизированы самой сутью происходящих глобальных изменений, так сказать, «вне зависимости от воли и сознания».  Все происходящее имеет свою четкую логику, на которую мы пока только реагируем, но не управляем ей.

Более того, чтобы не попасть в ловушку жонглирования стереотипами, сразу обозначу систему координат, в рамках которой имеет смысл эту самую «логику процесса» определить.

Первое: проект изменения порядка формирования власти в регионах не имеет ничего общего с вопросами ограничения демократии, усиления «вертикали» и борьбы с терроризмом – он решает иные задачи, точнее, задачу. Второе: мы, как российское общество, не являемся и не должны быть «важнейшим звеном общемировой борьбы с чумой XXI века – терроризмом и представителем его на Земле Бен Ладеном». Третье: если власть будет декларировать борьбу с международным террором как наиважнейшую политическую задачу, а общество будет безучастно требовать ее решения, то это чревато угрозой разрушения государства и общественной катастрофой.

Итак, исходя из этих, возможно, спорных тезисов предлагаю кратко проанализировать текущую повестку дня. Ведь анализ это тоже политическое действо (хотя многие так не считают), он помогает избавиться от собственных стереотипов.

Распад СССР инициировал процесс кукольной «суверенизации» своих бывших территорий (а отчасти и сам стал его следствием). Политика и экономика данного процесса, очевидно, особых вопросов уже не вызывают. «Берите суверенитета сколько сможете» - по сути, означало предложение частично передать контроль над бывшей общесоюзной собственностью региональным «элитам» в обмен на признание новой политической системы в России. При этом реальный интерес, в силу неумолимых законов, диктуемых мировым хозяйством, представляла технологическая база извлечения, частичной переработки и транспортировки природных ресурсов. Борьба за влияние на некогда единый сырьевой комплекс СССР и стала главной экономической «интригой» «парада суверенитетов» начала 90-х. 

Особая специфика «суверенизации» национальных республик заключалась в том, что региональные руководители проводили политику «разумного» (в ряде случаев, как в Чеченской республике) и «неразумного» сепаратизма с тем, чтобы сформировать гарантии сохранения своего влияния на часть сырьевого комплекса бывшего СССР.

При этом сбыт многих ресурсов, в силу особенностей взаимоотношений экономического комплекса СССР с внешним миром, представляет собой чуть ли не одноканальную систему и практически не имеет серьезного, подчеркиваю - самостоятельного, влияния на мировое ценообразование. По сути, «суверенизация» российских регионов означала их подлинную колонизацию: полная зависимость от одноканального экспорта сырья без влияния на сырьевой рынок означает, что вы являетесь именно – колонией.

Сравнение, конечно, хромает, но все же вполне можно провести историческую аналогию с крушением мировой колониальной системы. Безусловно, климатические и геологические особенности добычи ресурсов в России требуют мощной инженерной школы и собственной обрабатывающей промышленности, но все же – сырьевая экономика имеет свою логику, и сделать с этим ничего нельзя. Заморские территории как раз и стали полноценными колониями после обретения формальных суверенитетов. Более того, коррумпированный диктат новоиспеченных местных «элит» становится столь невыносимым, а нищета столь безнадежной, что даже эти сами «элиты» начинают ностальгировать по «скромному обаянию людей в пробковых шлемах».

Глупость же российской суверенизации заключается в том, что при общей схожести вышеперечисленных процессов московская бюрократия по сути своей не была и даже в страшном сне не могла быть колонизаторской для своих регионов. Она, эта московская бюрократия, как раз и формировалась представителями региональной номенклатуры через партийную кадровую машину. «Суверенизировав» же страну в начале 90-х, Россия сама загнала себя в колониальную ловушку – в качестве политических субъектов появились «семьи», кланы, диаспоры и т.д. Федеральная же функция выродилась в банальное посредничество между мировым сырьевым рынком и российскими территориями добычи. Вот, собственно, и все. Можно только добавить, что колесно-гусеничная техника на улицах Москвы в начале 90-х и войны по всему периметру бывшего СССР особого восторга в регионах не вызывали. Так что архитекторами новой русской колониальной модели в полной мере были и Москва и сами региональные «элиты».

Дальше со всей очевидностью возникла угроза, что посреднические функции федеральной власти могут перестать быть востребованными, так как их частично (пока частично) возьмут на себя крупные сырьевые компании, воспользовавшись слабостью общества и номенклатуры его государства.

В тоже время контролируемое участие в российском сырьевом рынке крупнейших мировых игроков – штука крайне полезная и неизбежная. Не менее показательный тому пример – приватизация госпакета ЛУКОЙЛа, получившая политическое благословение руководителя страны. Это, собственно, как и слияние «Газпрома» с «Роснефтью», а также приобретение некоторыми нашими сырьевыми гигантами профильных активов за рубежом и получение доступа к мировым торговым площадкам, - вполне логичный путь к тому, чтобы научиться самостоятельно влиять на мировой сырьевой рынок. И «опереточные» суверенитеты тут абсолютно ни к чему, только мешают.

Безусловно, новые инициативы разбудили «центростремительные» силы, которые, с одной стороны, в геометрической прогрессии постараются поставить под контроль руководителю страны все, что только можно (это ни к чему хорошему, кроме как полной потери работоспособности, привести не может). С другой, - с радостью пытаются отказаться от любой формы личной ответственности, при сохранении мутной общественной системы. Но этим нужно просто переболеть, другого не дано. «Правильное решение», «моя хата с краю» или «товарищ, верь, взойдет она…» - все это пока неизбежно при любом политической действе. Это нормально, просто мы еще не отходили по пустыни свои 40 лет.

Теперь о соотношении всего этого с террором и произошедшей трагедии в Беслане. Думаю, что государство как номенклатура не в состоянии противостоять террору. Для России все вышесказанное имеет двойное, или даже тройное значение. Самоорганизованные общества противостоять террору могут. Безусловно, террор многолик: он питается людским комплексами, страхами, глупостью. Он, как непосредственный исполнитель, может быть индивидуальной формой ненависти, высокомерия, неполноценности. Но то, о чем говорит руководитель страны, о войне на уничтожение России, - это не совсем террор, лучше употребить римское определение жестокости против цивилизации – варварство.

Варвары появились на пике могущества мировой системы глобального ядерного сдерживания и выросли из региональных конфликтов двух супердержав. Дальше эти конфликты перешли на территорию СССР, и варвары осознали, что их сила становится субъектом политики на еще недавно недоступных территориях. Еще варвары поняли, что теперь заинтересованных в их способностях резать головы появилось едва ли не больше, чем еще несколько лет назад. Но самое ужасное, варвары доказали себе, что теперь они уже сами способны использовать для достижения своих целей эти самые заинтересованные стороны, они готовы перекроить мир под себя на пока еще чужие деньги.

Кто и как борется с новым варварством в нынешней исторической трактовке? США, Европа, Израиль, исламский мир? 

США – общество, сцементированное (и небезосновательно) комплексом мирового превосходства. Они и были созданы миллионами эмигрантов как общество мечты. Только потом они стали государством и мировым лидером. Сегодня США в значительной степени формируют правила игры на планете, и это достаточное основание для американского общества, чтобы доказать себе исключительность собственной истории и жестко реагировать на любые попытки дестабилизировать страну.

Израиль – иудейское государство, воссозданное к тому же во враждебном окружении, оно по природе своей не потеряет контроль над территорией под ударом варваров. Более того, стратегически Израилю выгодно, чтобы ислам стал мировой идеологией варварства. Хотя по отношению к Израилю некоторые представители ислама зачастую себя так и проявляют.

Страны ислама – в силу слабых общественных институтов, сконцентрировавшись лишь на уничтожении государства Израиль, не смогли противостоять скоротечному процессу превращения ислама в идеологию варварства. Это их новая политическая реальность, не самая приятная роль – быть человеческим и политическим ресурсом для варваров.

Европа – европейская цивилизация, более полувека находящаяся в стороне от глобальных конфликтов, не приемлет силы и готова к «толерантности в отношении варваров». Европа, с одной стороны, желает быть своего рода большой Швейцарией в бурлящем глобальном мире, с другой – «положение обязывает».

Китай, Дальний Восток – варвары в нынешнем историческом контексте не заинтересованы в этой цивилизации, прежде всего, из-за моноэтнического характера обществ при авторитарных традициях государственного управления.

Теперь мы, Россия. Что нас, как общество, сейчас связывает? Общая идеология? Точно нет. Всемирно-историческая миссия? Какая..., в чем она проявляется…? Культурная идентичность, язык – отчасти. «Суверенитеты в рамках федеративного устройства государства» тут нам особенно «помогли». Религиозная (философская) идентичность – да тоже нет. Тогда что? Точно – территория и ее богатства. Да, еще нас связывает наша ненужность другим мировым игрокам, которым мы только мешаем.

А если мы идентифицируем себя только по территориальному принципу, то мы - идеальный объект для современной атаки, той, где нет противника, где убийцей твоих детей был не бородатый старик, прилетевший на самолете прямо из пещеры Тора Бора, нет - быть может, это был твой сосед, но ты этого точно не знаешь, но убийство детей в прямом эфире невыносимо, и значит, ты готов уже найти хоть какое-нибудь оправдание, чтобы пойти и застрелить соседа. А там, его дети могут подрасти и убить твоих детей, ты не должен этого допустить. Все – маховик завертелся, и вот уже варвары диктуют свою волю обществу, у которого нет своего государства.    

Демонтаж «суверенитетов» и борьба с варварством – абсолютно синхронизированы по своей природе. Но...

Предлагая обществу проект демонтажа «суверенитетов» сразу после бесланской трагедии и объясняя логику своего политического действия борьбой с международным терроризмом, Путин поставил политическую систему страны в прямую зависимость от террора. Теперь возможные убийства граждан окончательно перестают быть просто гнусными преступлениями. Они будут методично доказывать неэффективность политической системы страны, неадекватность принимаемых решений. Они будут еще больше вколачивать клин между обществом и его государством. А этого нельзя допустить – это прямой путь к гражданской войне. 

Войны нет, и врага нет. Есть циничные убийства наших граждан в надежде, что пропасть между обществом и властью опрокинет государство и разрушит само общество, а значит, можно будет поживиться. Это – хорошо организованная уголовщина. Не следовало совмещать объявление изменения внутренней политики страны, как проявление воли ее руководителя, и террор. Такая зависимость чревата. Существует достаточно продуманный правовой механизм, позволяющий использовать режим ЧП в ряде субъектов, переживших атаку. Имело смысл менять систему формирования регионального руководства страны поэтапно, совмещая это с укрупнением ряда регионов и объясняя это борьбой с колониальным прошлым и экономической целесообразностью, что, кстати, вполне очевидно.