О том, что со свободой слова в сегодняшней России не все хорошо, кто только не говорил, причем какая-то доля истины в этих разговорах, несомненно, была. Когда, включив телевизор на одном из двух госканалов, тут же хочется немедля выключить его обратно, как не разразиться насчет свободы слова. При этом еще бабушка надвое сказала, что противнее -- честно-кондовый агитпроп 1 и 2-й кнопки, или же вечный стеб гламурчика Парфенова на 4-й. Даже не говоря о том, что в деле разжигания классовой ненависти парфеновское "Намедни", еженедельно монтирующее стык в стык картины ужасной народной бедности с картинами новорусского разврата, сделало больше, чем сорок тысяч Глазьевых (вероятно, гламурного пупсика, как человека современного, тянет к самоуничтожению), -- просто хочется порой услыхать нормальные человеческие суждения, не казенные, но при этом и не стебные, а эту потребность нынешний телеящик ни под каким видом удовлетворить не в состоянии.
Однако, список информационных источников не ограничивается телевизором. Чтобы выносить приговор о свободе слова в целом, нужно СМИ в целом и обозревать. Но как только мы отвлекаемся от любимых 1 и 2-й кнопок, тут же вырисовывается иная картина. Среди общенациональных газет -- хоть солидных, хоть популярных -- вообще не наблюдается чего-либо похожего на несравненный телевизионный стиль. Даже официозная "Российская газета", несмотря на свой статус, вполне читабельна и даже содержательна, прочие же газеты тем более не изнывают от сладострастной любви к верховному руководству. Достаточно посмотреть, что писали и пишут газеты о думских и президентских выборах, о переформировании кабинета, о первых деяниях нового правительства, чтобы не обнаружить ничего, кроме холодной вежливости, за которой стоит более или менее критический (чтобы не сказать: оппозиционный) взгляд на эти события текущей политики. При том, что телеграфная лента ежедневно приносит самые выдающиеся образцы как вельможного самохвальства, так и политтехнологического холуйства, вторить этим образцам никто из газетных авторов не вторит -- в крайнем случае цитирует и при том в сугубых кавычках. Проправительственных газет реально не существует. Есть умеренно дистанцированные -- и неумеренно.
В равной степени не наблюдается и радиосладострастия. Здесь дистанцированность примерно, как у газет, если не сильнее. Про интернет и говорить нечего. При всей условности и неточности интернет-голосований сличение их результатов как с результатами голосовавний всеобщих, так и со стилистикой и содержанием телевизионного официоза создает впечатление, что речь идет о разных странах и мирах.
Такой разрыв можно объяснять по-разному -- например, тем, что либеральная мафия, вытесненная из важнейших информационных структур, тем сильнее свирепствует в местах, откуда она еще не вытеснена. При этом, правда, к либеральной мафии придется отнести также и сугубо левых коммунистов, а равно и национал-социалистов, поскольку в неподконтрольном секторе они тоже свирепствуют наряду с либералами -- но чего не сделаешь ради стройности картины.
Между тем есть и другой критерий, позволяющий объяснить разницу между миром построенных телеканалов и миром остальных информационных ресурсов. Главное различие здесь между платностью и бесплатностью. Отчасти -- в самом прямом смысле. Чтобы смотреть телевизор, достаточно одноразовой траты на телеприемник и подключение антенны (абонентская плата за коллективную антенну является номинальной). Чтобы читать газету, надо или подписаться, заплатив достаточно приличные деньги, или покупать газету в киоске, что a la longue выйдет еще дороже. Интернет при самом скромном пользовательском режиме обойдется в сумму порядка 1000 руб. в месяц. При максимальной скромности -- пусть 700, что тоже представляет собой регулярную статью расхода.
На то можно возразить, что по крайней мере радио является бесплатным и тем не отличается от телевизора, но здесь вступает в силу расширительное понятие платности, включающее в себя не только необходимость расстаться с известной суммой денег, но и готовность ради получения информации идти на известные усилия -- хотя бы чисто умственные. В отличие от телевидения, рассчитанного на максимально пассивное восприятие информации (текст плюс картинка с эффектами, причем роль картинки и эффектов является превалирующей, а роль текста -- подчиненной), уже радио предполагает куда большую активность и сосредоточенность слушателя -- картинка отсутствует, и нужно внимательно воспринимать устный текст. К тому добавляется достаточно высокая диалогичность современного радиовещания (звонки в студию etc.), что делает радиослушателя еще более активным субъектом -- не в пример телезрителю, как сугубо пассивному объекту, выключенному из системы обратных связей.
Аналогичным образом и бумажная пресса требует не только денег на покупку, но и каких-то навыков чтения письменного текста, навыков, которые в современном преимущественно аудиовизуальном мире уже не являются само собой разумеющимися, но предполагают известную культуру и дрессуру. Усилие тут действительно требуется -- в качестве доказательства от противного см. целую серию провалившихся газетных начинаний, ориентированных на продвинутую молодежь, которая и зажиточная, и рекламоемкая, но -- к несчастью -- не способна читать тексты, довольствуясь единственно доступным ей кляповым способом восприятия информации.
Тем более это относится к интернету, где нужно и загрузить именно информационно-политическую страницу, и владеть навыками нажимания на мышь и клавитатуру, и (зачастую) уметь перегавкиваться в форумах. В смысле же расхода времени траты еще более существенны. Газету еще можно читать за завтраком, в нужнике, в общественном транспорте etc., совмещая приятное с полезным, тогда как интернет куда меньше приспособлен к такому совмещению и ревниво требует пользователя целиком.
В любом случае -- никакого сравнения с телеящиком, способным промывать мозги в фоновом режиме, без какого бы то ни было встречного усилия со стороны промываемого.
Тем самым свобода слова в диапазоне от приемлемой до почти безграничной сегодня в России вполне существует, требуя в качестве единственного условия лишь некоторой (достаточно небольшой) активности со стороны аудитории. Это даже не хрестоматийное "Лишь тот достоин жизни и свободы, // Кто каждый день за них идет на бой", это всего лишь скромное требование покупать пищу за приемлемую цену (а не брать вовсе даром) и жевать ее собственными зубами. Во времена Л. И. Брежнева умеренный диссидент В. В. Игрунов думал предложить власти проект послаблений, согласно которому цензура, сохраняясь в принципе, отменяется: а) для книг солидного объема (более стольких-то печатных листов); б) для всех видов информации на иностранных языках. Mutatis mutandis принцип игруновской петиции тот же, что и у сегодняшней реальности. Готовые лично тратиться и лично жевать пищу могут на законном основании кормиться по собственному вкусу, не желающим или не способным делать ни того, ни другого quantum satis выделяется бесплатная баланда.
По справедливости тут даже трудно что-либо возразить. Когда люди предпочитают дармовое во всех смыслах кормление, вряд ли у них есть моральное право сетовать на качество раздаваемой пищи. Податель баланды варит ее так, как считает нужным, не нравится -- не ешь. Проблема в другом -- в соотношении тех, кто готов тратиться и сам разжевывать, и тех, кто предпочитает довольствоваться казенной раздачей уже разжеванного. При практически полном и равномерном охвате народонаселения РФ разжеванной продукцией, сколь-нибудь содержательные газеты, радио, а равно интернет и охватывают очень неравномерно, и потребляются -- хоть порознь, хоть вместе -- не более, чем 10% граждан. Конечно, существует эффект иррадиации -- "прочитал сам -- передай товарищу", что несколько увеличивает весьма низкий исходный процент -- но ненамного. При таком абсолютном преобладании пассивного потребителя над активным, при полной недоходчивости того тезиса, что адекватная информация об окружающей действительности представляет собой ценность, за которую необходимо платить деньгами и/или натурой, удивительно еще то, что управляемая демократия принимает столь благообразные и культурные формы. С такими предпосылками она могла быть много хуже, и никто бы того не приметил.
С госмонополией 100%-го жвачного охвата, в которой видят краеугольный камень управляемой демократии, предлагают бороться двояким способом. Либеральный подход предполагает либо полное раскассирование всеохватывающего гостелевещания, либо, по крайней мере, его максимальное сжатие до размеров очень скромного официоза. Социалистический подход (яблочно-коммунистический тож) предполагает скрупулезное квотирование идей и людей, являемых по телевизору -- в соответствии с распределением политических симпатий в обществе. Изъян либерального подхода в том, что в результате вместо казенной телевизионной баланды можно опять получить приватную телевизионную дубину образца 1997-99 гг., в которой тоже было немного хорошего и общее омерзение к которой много способствовало нынешнему успешному построению каналов. Что до социалистического квотирования, тут скорее всего вообще ни до чего путного не дойдет, поскольку переругаются при попытке установить справедливую распределительную формулу.
Стоило бы понять, что нынешняя ТВ-госмонополия является не столько первопричиной управляемой демократии, сколько (наряду с этой самой малоудачной демократией) одним из следствий нынешнего совершенно неудовлетворительного (1 к 10) соотношения активной и пассивной аудитории. Доколе граждане не проникнутся словами классика о том, что "люди всегда будут глупенькими жертвами обмана etc.", не осознают, что информация имеет стоимость, и в ходе платного ликбеза не выучатся чертить по складам "Мы не ра-бы, ра-бы не мы", официоз 1 и 2 каналов будет веками стоять в прежнем величии, а результаты всеобщих выборов будут из раза в раз впечатлять все сильнее.