Приходится повториться: слово "бойкот" применительно к известной предвыборной ситуации представляется неудачным, поскольку все сваливает до кучи. Представим себе ту крайне маловероятную ситуацию, когда выборы 14 марта будут признаны несостоявшимися из за отсутствия 50%-й явки, или же ту, более вероятную, когда 50%-й барьер будет преодолен - но не сильно. И в том, и в другом случае такой неприятный для Кремля результат будет результатом действия самых разных факторов. Часть граждан вообще безразлична к выборам, сколь бы объективно интересной ни была их интрига. Часть граждан, в принципе не будучи безразличной к выборам, в данном случае может рассудить, что коль скоро результат известен загодя, то зачем же и ходить. Часть политизированного электората, будучи понятливой, может истолковать поведение своих партийных лидеров, либо вовсе уклонившихся от выборов, либо выставивших на них вместо себя явно недуэлеспособные фигуры, как молчаливый призыв не принимать в чужом пиру похмелье. Наконец, часть избирателей (сравнительно с вышеперечисленными группами, скорее всего, самая малочисленная) примет решение удалиться от зла и купить козла под воздействием прямых призывов к бойкоту. Мартовский конфуз - если он будет иметь место - станет интегральной суммой самых разноприродных воль ("дифференциал истории" гр. Л. Н. Толстого), и невозможно говорить о бойкоте, то есть о сознательном и организованном действии, как о главной причине возможного конфуза.
Главная причина совсем в другом - в том самом феномене "путинского большинства", с которым носились четыре года, как с писаной торбой, и доносились до того, что президентская власть сама - вольно или невольно - стала заложницей околокремлевской демагогии. Чудный феномен, заключающийся в проекции всех надежд и упований на В. В. Путина, который сделался единственным политиком в собственном смысле этого слова и благодаря этому стяжал высочайший и ничем не смущаемый рейтинг, - этот феномен в итоге сделался не орудием в руках В. В. Путина, но скорее его властелином. "В мире есть царь, этот царь беспощаден. // "Рейтинг" названье ему". Высочайший рейтинг - это такое энергетически неустойчивое состояние, с которого можно только падать вниз, а если в политическом языке нынешней эпохи, кроме рейтинга, вообще ничего нет, то это не просто падение (у всех рейтинг не вечен), а катастрофа. Когда бы речь шла о наличии какой-то программы и какой-то идеологии нынешнего царствования, когда бы управление Россией велось бы в реальном взаимодействии с различными политическим и общественными структурами, то при наличии у власти идейного стержня и стабилизируюшей сети общественных связей и политических институтов падение рейтинга было бы неприятным, но не фатальным. Когда же нет ни структурирующего стержня, ни страховочной сетки, а есть только камлания придворных льстецов, объявляющих дивный феномен солью земли, тогда коррекция рейтинга - это не просто неприятность. В рамках первоначальной заявки это означает, что соль потеряла свою силу и остается ее только выбросить на попрание людям. И, судя по зацикленности властных структур на рейтинговых чудесах - см. предвыборные твердые задания, - демагогия из слуги уже сделалась властным хозяином, ибо то, что мы наблюдаем, это даже не власть ради власти, а рейтинг ради рейтинга.
Но политическим противникам - а куда они денутся? - странно было бы не использовать эту порабощенность Кремля собственным политтехнологическим инструментом. Если вся суть и весь смысл нынешнего политического бытия России заключается в 78% рейтинге В. В. Путина, то, допустим, 71% голосующих за действующего президента при 52% явке (что в рамках обычной буржуазной демократии есть полный триумф) означают, что рейтинг на самом деле - максимум 37% (37% = 0,71 Х 0,52), а все запредельные цифры - социологический фантом, не имеющий реального смысла. То есть достаточно не подыгрывать В. В. Путину (не строить козни, упаси Боже, а именно всего лишь не подыгрывать, то есть корректно отступать), чтобы 14 марта произошло уполовинивание ВВП. Довольно странно после этого удивляться, что все сколь-нибудь реальные и опытные политические игроки избрали кунктаторскую тактику, заключающуюся в упорном уклонении от решающего столкновения. Как отмечал академик Тарле, "потому-то Барклай и Кутузов не хотели сражения, что Наполеон его очень хотел". Говоря в рамках военных аналогий (а сходство тут есть, и немалое, недаром есть президентская кампания и есть кампания 1812 года, и слово употребляется одно и то же), сторона, обладающая неоспоримым преимуществом, занимающая все господствующие высоты и стратегические коммуникации (вместе с агентствами таковых коммуникаций), естественным образом стремится навязать лишенному этих преимуществ неприятелю скоротечное сражение и разбить его наголову. После чего Зюганов, Жириновский, Явлинский и Чубайс с поклоном сдают свои шпаги В. В. Путину - "Вот оно, солнце Аустерлица!". Сейчас же вместо солнца Аустерлица наблюдается либо полное отсутствие неприятеля, отступившего еще дальше, либо слабые арьергардные отряды (Малышкин, Харитонов), никоим образом не могущие заменить намеченные к разгрому главные силы. Гоняться за неприятелем всюду, куда он задумает отступить, недостойно великого полководца, упрашивать неприятеля принять сражение - еще недостойнее. Только и остается, что триумфальный марш среди зловещего молчания.
Разумеется, кунктаторская тактика - что на войне, что в политике - является не от хорошей жизни, а от обстоятельств совсем бедственных. Она есть порождение тяжкого выбора: либо сразу принять бой на заведомо невыгодных условиях - единственно для того, чтобы украсить собой в качестве трофея чужое триумфальное шествие и тем самым придать ему больше легитимности, либо всемерно уклоняться от боя, лишая тем самым неприятеля и трофея, и полноценной легитимности. Один из уроков кампании 2003-2004 гг. - не загонять оппонента в такую ситуацию (ведь ни для кого не секрет, как загоняли ту же КПРФ и не только ее), когда единственное, что ему остается, - это кутузовский заманивающий маневр.
Нужно осознать парадоксальность всей политической тактики в условиях управляемой демократии. В условиях просто демократии все более или менее ясно - партия есть политическая организация, домогающаяся власти посредством выборов, и уклонение от выборов для нее губительно. При управляемой демократии само понятие партии начинает утрачивать право на существование, поскольку квалифицирующий признак партии как политического субъекта - это самостоятельное домогательство власти, тогда как весь смысл нового режима в том, чтобы никто ничего не смел самостоятельно домогаться, - любое домогательство прежде должно быть санкционировано свыше. Но тогда складывается ситуация, когда домогательство власти этой самой властью - в силу игрушечности домогательства - санкционируемое и поощряемое, есть фактический отказ от политической субъектности, тогда как самостоятельное нежелание домогаться власти есть, напротив, признак субъектности. "Хочу - выставляюсь, хочу - не выставляюсь, исходя при этом из интересов моей партии, а вовсе не из интересов В. В. Путина, обслуживать которого я не нанимался". Бесспорно, такое положение дел, когда выставление своей кандидатуры против В. В. Путина есть признак лояльности, а уклонение свидетельствует о недостаточной лояльности, довольно оригинально, так ведь и породившую такое положение дел систему кремлевского партстроительства тоже не назовешь вполне обыденной. Поработали высокие умы - и получили нетривиальные результаты.
Поэтому те, кто говорят, что отказ от нынешних выборов есть самоубийство для партий и политиков, в лучшем случае механистически переносят правила демократической игры на нынешнюю, значительно более оригинальную ситуацию, изобилующую парадоксами, в худшем - когда упреки исходят от партстроителей, прекрасно знающих, чья кошка сало съела, - сознательно лгут. Манкирование выборами есть абсолютно мирный и в тоже время достаточно убедительный (потому что бьет в ахиллесову пяту) способ обратиться к власти с петицией о прекращении злоупотреблений. "Хотите иметь полноценный мандат - будьте готовы соблюдать минимальные правила честной игры, не готовы - имейте мандат соответствующего качества".
Исполненные не вполне искренней тревоги разговоры о судьбе партий, кроме всего прочего, свидетельствуют еще и о крайней несвободе партстроителей. Не страшись они называть вещи своими именами и признавать очевидность, они могли бы выдвинуть действительно сильное возражение - "Да, мы понимаем, что уклонение от выборов - это асимметричный ответ на введенные Кремлем новые правила многопартийной игры, причем ответ довольно болезненный, заставляющий Кремль воевать с пустотой. Но подумайте о другом: до какой степени дозволительно длить аналогию между военной кампанией, где все средства хороши, и кампанией политической, предполагающей известную национальную солидарность, и потому допускающей не всякие средства, а только такие, которые не являются окончательно губительными для внутреннего единства страны. Не получится ли так, как бывало уже не однажды, - целясь в управляемую демократию, вы снова попадете в Россию?".
Вопрос мучительный, ибо в том-то и прелесть управляемой демократии, а равно иных подобных ей форм государственного устройства, что они делают очень зыбкой и колеблющейся грань между неприятием того, чего без подлости сносить невозможно, и смычкой с силами, прямо враждебными российскому государству и ведущими дело к таким безвластным потрясениям, которые хуже властных злоупотреблений.
Приближение к ответу - пусть осторожное и неокончательное - могло бы звучать так. В смысле практическом власть никуда не денется, даже если - что крайне маловероятно - выборы по причине низкой явки будут признаны несостоявшимися. Ст. 78-4 "Закона о выборах президента РФ", которую считают основанием для недопущения В. В. Путина к повторным выборам и тем самым для последующего хаоса, говорит совершенно о другом: "При проведении повторных выборов президента РФ кандидатами не могут быть вновь выдвинуты те кандидаты, действия (бездействие) которых послужили (послужило) основанием для признания общих выборов или выборов при повторном голосовании недействительными", а закон отличает несостоявшиеся выборы от недействительных. Недействительные - это выборы в условиях таких злоупотреблений, которые не дают возможности определелить волю избирателей. Статья 78-4 писалась в расчете не на бойкот, а на выборы в условиях насилия или иных чрезвычайных злоупотреблений, когда при откровенном подстрекательстве или прямом попустительстве одного из кандидатов его сторонники делают невозможным нормальное волеизъявление на избирательных участках, - что-то вроде вековой давности выборов в южных штатах США с насильственным недопущением к урнам граждан негритянской национальности. Что бы ни случилось на выборах 14 марта, к В. В. Путину это вряд ли имеет отношение, и к повторным выборам его допустят, несмотря на все фантазии граждан, не читавших Закона о выборах.
В смысле политической тактики альтернатива - действительно неприятная - между управляемой демократией и кунктаторским уклонением может быть решена в пользу последнего, если учесть одно важное различие. Управляемая демократия самими управителями вообще не признается в качестве существующего феномена, их тезис в том, что это - совершенно нормальная демократия, из чего можно сделать вывод, что данная практика считается не порожденной некоторыми экстренными обстоятельствами и в таком качестве всем разъясненной, а вполне нормальной и постоянной - так было, так и будет. Кунктаторская тактика никем - включая самих кунктаторов - никогда не признавалась единственно возможной во всех кампаниях. Она рассматривалась как единственный выход из ситуации, которая по всем правилам считается безнадежной, - "С потерей Москвы не потеряна Россия. Приказываю отступать". Выбирая из двух зол, логичнее выбирать не то зло, которое себя злом даже не считает, - а только чистейшим и универсальным добром, но то зло вынужденного уклонения, которое дает хоть какую-то надежду на перелом дел к лучшему. А как только появятся признаки того, что предупреждение было воспринято, власть готова признать, что перегнула палку и вернуться к чему-то, что хоть как-то похоже на честную игру, - тогда можно и с радостью вернуться к исполнению гражданского долга. Пока же выборы de facto превращаются в плебисцит о пользе управляемой демократии, неявка на выборы есть неподача голоса за управляемую демократию. С учетом того, что процент голосов "за" считается от общего числа зарегистрированных избирателей, удаление от зла в нынешней ситуации является несомненным сотворением блага.
Трагикомизм национально-ориентированной идеологии Кремля заключается в том, что, провозглашая возвращение к истокам после либерального помрачения 90-х гг., его партстроители сами находятся во власти западнического помрачения, потому что исходят из сугубо формально-законнических представлений о выборах, не учитывающих загадочную русскую душу, каковая душа уже не раз готовила гибель нетерпеливому герою посредством свойственных именно ей несимметричных ответов, в том числе - и кунктаторского свойства. Так что, кроме возвращения к демократическим приличиям, можно будет в случае чего говорить еще и о возвращении к истинно русскому изначалию, что будет и либерально, и патриотично.