Некоторое время назад известный сетевой сервис Живой Журнал стал местом действия крайне интересного коллективного воспоминания. Затравкой послужил появившийся на развлекательных сайтах краткий перечень примет времени, общих для людей, чье детство и юность пришлись на 70-80-е годы. А дальше случилось нечто аналогичное тому, что происходит с перенасыщенным раствором – попавший в него кристаллик соли стремительно обрастает новыми слоями, и рост кристалла происходит почти мгновенно. Именно такой характер имело коллективное накопление воспоминаний, когда при участии сотен людей маленький список за несколько дней вырос в огромный свод примет времени, примет, каждая из которых вызывает у живших в то время целый ворох осязаемых воспоминаний.

В этих коллективных мемуарах зафиксировано, чем увлекались и что не любили подростки тех лет, какие носили джинсы и какую слушали музыку, какое ели мороженое, во что играли во дворе и на школьных переменах, на какие фильмы ходили и какие книги получали по талонам за сданную макулатуру, что смотрели по телевизору, чем их пичкали на политинформациях, и т.д., и т.п.

Поразительная готовность вспоминать те неблизкие уже времена и то увлечение, с которым участники буквально ринулись дополнять эти воспоминания, едва ли могут быть объяснены лишь ностальгией по временам ушедшей молодости или же характерной для последних лет модой на старые песни о главном (напротив, один из первых пунктов списка сообщает: «вас уже тогда "доставал" дуэт Винокур-Лещенко»). Заставляет задуматься и контраст с 90-ми годами, казалось бы, до предела заполненными осязаемой конкретикой – но мало кто захотел вспоминать приметы этого десятилетия.

Для объяснения такого феномена избирательной памяти нужно вспомнить, что за времена были в нашей стране в 70-80-е годы. СССР, первая в мире страна победившего социализма, после десятилетий, до отказа заполненных революционными потрясениями, войнами, политической борьбой, разоблачениями и реабилитациями, перекройкой революционного пантеона и исторического пейзажа, наконец вошла в период исторического безвременья. Время будто остановилось, и заметить его течение было невозможно, особенно тем, кто взрослел в эти годы  и не застал предшествующих бурных десятилетий. Нам сложно было представить, что история может двигаться, что историческое время может течь. Наше личное время шло своим чередом – с переходом из класса в класс, с чтением книжек, с личным взрослением. А «внешнее» время – как будто стояло на месте. Менялись цифры на календаре, номера съездов КПСС и годов пятилетки, но время ощущалось совершенно неподвижным, потому что вновь и вновь повторялось все то же самое, что и год назад, и два, и пять. История как явление существовала, но не в нашей жизни, а где-то в прошлом – в романах Дюма и Пикуля, или за границами СССР (не зря так популярны были передача «Международная панорама» и газета «За рубежом»).

На фоне этой неподвижности многими ощущался какой-то сенсорный голод - хотелось любого обновления привычного пейзажа, хоть каких-то внешних примет новизны. Потому с нетерпением ожидались и запоминались надолго даже и такие, не связанные с повседневной жизнью события, как строительство домов в соседнем квартале, пуск новых линий метро, появление на улицах новых моделей машин, выход новых команд в высшую лигу по футболу, показ новых фильмов и т.д., и т.п.

И потому для многих живших в той всеобщей исторической неподвижности так резко впечатались в память и так легко вспоминаются теперь любые приметы движения времени, любые перемены во внешнем строе жизни, все события, структурировавшие это время. Общность воспоминаний усиливается практически тотальным сходством житейских обстоятельств. И социальная, и географическая дифференциация были существенно  меньше нынешних – сотрудник московского НИИ и инженер из маленького городка почти одинаково жили в одной большой стране, в одинаково устроенном социальном пространстве, в одном остановившемся времени.

Конечно же, Большое Время не стояло на месте, подспудные процессы шли и иногда прорывались в обыденную жизнь, как, например, война в Афганистане. В восьмидесятых, после «пятилетки пышных похорон» и смены фигур на вершине власти, всеобщая потребность перемен из невыговариваемого ощущения постепенно стала лейтмотивом официальной пропаганды, воплотившись в лозунги «ускорения», «перестройки», затем «радикальных реформ»… История возобновила свое течение и сначала медленно, а потом все быстрее двинулась вперед («Дальше, дальше, дальше» – так называлась пьеса Михаила Шатрова, вокруг обсуждения которой завязался один из узлов тогдашних дискуссий и политических размежеваний). Каждый год стал приносить сначала публикации сенсационных статей и запрещенных ранее книг, затем они стали появляться каждый месяц – и жажда перемен материализовалась в ожидание прихода свежих номеров литературных журналов. Потом центр событий перенесся со страниц газет и журналов на трибуны, затем на улицы и площади, и история понеслась сломя голову.

Так распалось единство жизни в неподвижном времени. Поток исторических событий принес с собой и множество изменений в бытовой жизни. Обострение дефицита, исчезновение товаров с полок магазинов, многочасовые очереди за продуктами; затем либерализация цен, постепенное наполнение магазинов и рынков, появление массы новых товаров, причем не новых марок, но и незнакомых типов товаров (и потому они часто назывались по первому популярному бренду - памперсы, ксероксы, сникерсы...). На месте лотков ставились палатки, затем там же строились магазины, захват рынков сменялся их переделом, появлялись и исчезали торговые фирмы, одни бренды вытеснялись другими,  затем все смел дефолт…  Из-за этого небывалого ускорения потока, из-за раздробления его на множество рукавов - в коллективной памяти остались смутные разрозненные эпизоды, требующие массы оговорок и далеко не для всех общие. Если что и запомнилось – то не само по себе, а либо в связи с долгой и навязчивой рекламой (те же марсы-сникерсы, "толстый-толстый слой шоколада"), либо благодаря своей выдающейся гадости (как «Золотая салями» или водка «Rasputin» - тут и гадость, и реклама: "дважды изображен", "я вам подмигиваю").

Но здесь мы  входим в особую сферу нашей культуры – «Rasputin» и «Smirnoff», спирт «Рояль» и  даже продвинутое пиво «Клинское», хотя и принадлежат своему времени, но непосредственно соприкасаются с вечными 3.62 и 4.12 …