«Владимир Путин, - пишет Кирилл Рогов, - был не во всем не прав, когда обвинял руководство НТВ в том, что, гонясь за рейтингами и прибылями, оно готово было усугубить страданья людей и поставить под угрозу их жизни и всю антитеррористическую операцию».
Двойное отрицание – «не во всем не прав» - все-таки великая вещь. Вроде бы оно равно утверждению, а на самом деле ничуть. Грамматика – грамматикой, а у риторики свои законы. Скажи Рогов: Путин был в чем-то прав, что грамматически решительно то же самое, плоско бы вышло и не деликатно, слишком определенно и уж точно не либерально – как это кремлевская власть может быть хоть в чем-нибудь права? Милая спутанность, спасительная двусмысленность здесь даже важнее либеральных табу. Двойное отрицание это сани на зиму, заготовленные летом: купить - купили, но убрали в чулан от греха подальше. И не ищите, пожалуйста, никаких саней дома нету, креститься надо, когда кажется. Зато в конце статьи, зимой, можно легко ускользнуть, скатившись в любую сторону. Рогов и ускользнул. Из дальнейшего текста никак не следует правота Путина, ну просто ни из единого авторского слова. Продолжим прерванную цитату без всяких выпусков.
«То есть, конечно, и руководство НТВ, и журналисты были абсолютно чужды приписываемой им аморалки. И никакого перемещения спецназа, способного повредить операции, НТВ накануне штурма не показывало. Эта неправда была многократно опровергнута, и дело самого Путина разбираться, откуда она взялась.
Однако факт в том, что в те ужасные дни, когда все мы – чертыхаясь на бессмысленность этого занятия, на сволочизм всего на свете, на бессилие свое и всех спецслужб мира – вынуждены были каким-то адским принуждением сутками не отходить от телевизора, в эти вот дни смотреть надо было НТВ. Оно показывало больше, лучше, оперативнее. Адекватнее. И так как все мы движимы были желанием (может быть, и вредным с точки зрения высших государственных интересов) знать, что происходит там, то смотреть приходилось НТВ чуть больше, чем другие. И самую страшную картинку, первый образ того кошмара, который постиг нашу страну, – любительские кадры полумертвых детей в пустых утренних «Икарусах» мы увидели по НТВ. И только те, кто ничему никогда не учатся по врожденным причинам, могут считать, что эти кадры подрывают безопасность и наносят урон государству. Видели мы эту безопасность и это государство в прежней жизни и помним, чем они кончились».
Государство из прежней жизни мы, конечно, видели и помним, но и роговский зачин, что Путин был не во всем не прав, тоже видели и тоже помним. Спрятали те сани в чулане. А, значит, все-таки «НТВ, гонясь за рейтингами и прибылями, готово было (ну хоть чуть-чуть, ну самую малость – А.Т.) усугубить страданья людей и поставить под угрозу их жизни и всю антитеррористическую операцию». Так или не так? НТВ, говорит Рогов, «показывало больше, лучше, оперативнее». И через точку добавляет: «Адекватнее». Чтобы никто не подумал, будто это до кучи, чтобы выделить ключевое слово, чтобы оно, сделавшись предложением, стало еще весомей.
Так в чем же состоит по Рогову адекватность? Это он подчеркивает жирно – «знать, что происходит там», иными словами, насыщенная новостная картинка, которая и приводит к «рыночным параметрам качества продукта». И эту рыночность он снова подчеркивает, и тут же поясняет: «То есть тем параметрам, которые определяют потребительский успех. Тому, что хочет рынок. В сущности, это даже не Йордан, Парфенов и Шустер такого телевидения хотели. Это же народ этого хотел». Вот и конфликт обозначился: государство vs достоверность, государство vs рынок, государство vs народное телевидение. Выбор очевиден. Понятно, на чьей стороне либеральный автор – уж всяко не государства.
Очень странно, на мой взгляд. Либерал на то и либерал, что всегда защищает свободу и отдельно взятую личность, причем вопреки всему – и достоверности, и – страшно выговорить – рынку, и уж, конечно, народному телевидению. В дни Норд-Оста у власти была одна цель – столь же легко формулируемая, сколь трудно осуществимая: спасти как можно больше заложников, обезвредив или уничтожив террористов. Спасти всех и поплестись в обнимку с Бараевым на переговоры в Чечню, было бы не только самоубийством государства, но и убийством новых граждан: понятно, что успех террористического начинания увеличивает число будущих жертв. Сохранив сотни жизней сейчас, государство обрекает на гибель тысячи других потом. Понятно, что этот выход выходом не является. И власть устремилась к другому. В истории с Норд-Остом она работала либералом и рассуждала, как либерал, - выбирая меньшее из зол и отдельно взятую личность.
Совершенно иначе рассуждало телевидение. Оно и в самом деле, прав Рогов, выбирало достоверность, насыщенную новостную картинку и – что там еще? – ну да, рынок. Все это рейтинги, все это деньги. Но не будем клеветать. Конечно, не только их отстаивали журналисты, еще и право на свободу слова, на эксклюзив, на беспрепятственное распространение информации и пр. и пр. священные ценности, на которые никто не смеет покушаться. А заодно и интересы террористов – что уж тут поделаешь.
Это не вина, а беда СМИ: чем лучше работают журналисты, тем хуже в результате получается. Так устроен мир после 11 сентября, о чем много говорено – медиа являются важнейшим, если не главным обстоятельством современного теракта. Не транслируй CNN крушение близнецов в прямом эфире, эффект от 11 сентября уменьшился бы на порядок: весь смысл состоял в том, чтобы мир одновременно вздрогнул. Это был медийный теракт прежде всего. И Норд-Ост - тоже. Поэтому, в сущности, не имеет особого значения, в какой момент началась трансляция штурма по НТВ, когда он уже шел или еще только готовился. Последнее важно для персональной ответственности одной из компаний, но никак не для общей, медийной. Она в любом случае не исчезает: телевизор объективно становится соучастником современного теракта. По жизни, как сейчас говорится. Без вины виноватый, как говорилось раньше. Но вряд ли тут уместно слово «адекватно».
После штурма журналисты признали отдельные недостатки и пообещали, что больше не будут. Власть сделала вид, что поверила. И напрасно. Никакие поправки к закону о СМИ ничего не изменят. Не может роза не цвести, не пахнуть, а только колоться, сколько бы этого ни обещала. Она не кактус. И, чтобы перестать быть соучастником террора, медиа надо перестать быть, что вовсе не так невозможно, как кажется. В конце концов, теракт не повод для нескончаемого телевизионного бенефиса. Есть множество других оказий: наводнения-землетрясения да и простые перемещения коробок из-под ксерокса, выборы, наконец - все это чудесные возможности не вылезать сутками из телевизора. А на время теракта надо не увеличивать, а сокращать вещание. Надо закрыть киоск и выставить табличку: «Ушла на базу». И возвращаться по просьбе спецслужб, озвучивая, что скажут. А как иначе? – идет операция.
Тогда мы не увидим «первый образ того кошмара, который постиг нашу страну, – любительские кадры полумертвых детей», и слава Богу. Не говоря уж о том, что это был совсем не первый, а буквально последний образ кошмара – первый случился на три дня раньше, Кирилл Рогов тут как-то перепутал причину со следствием. Но между обрамляющими кошмарами была густая образная череда, от которой нация до сих пор не может отделаться, о чем все время напоминают врачи. Несомненно, это входило в задачу террористов – зачем ей радостно соответствовать? В советское время бытовал анекдот, в котором Наполеон сокрушался: «Была бы у меня такая газета, как «Правда», никто бы не узнал о моем поражении под Ватерлоо». Вздохнув, следует признать, что вот он симметричный ответ на сегодняшнюю медийную атаку.
Ни насыщенная новостная картинка, ни рынок, ни право на потребление и распространение информации, ни даже свобода слова не являются абсолютной ценностью в мире, пережившем 11 сентября. Абсолютная ценность - только сама свобода, во имя которой следует поступаться чем угодно. Надо выбирать меньшее зло. Об этом, собственно, и мог напомнить медиа президент, давший свободу заложникам, и назвать по имени НТВ с Йорданом, если он считал их в чем-то особенно провинившимися. Но Путин говорил обиняками и ходил кругами, жирно намекал, и только – так, что при желании его можно было и не понять. В итоге с общественностью не объяснились, но Йордана отставили - не осенью за политику, а зимой по бизнесу, хотя с бизнесом у НТВ все в полном порядке. Получился наезд на свободу слова, но почему-то запоздалый, невпопад и не ради свободы, а просто так. Получился худший из всех вариантов – самый невнятный.
Печальнее всего, что иначе, наверное, не могло быть. В отличие от прессы, пребывающей в прошлом, до 11 сентября, когда «рыночные параметры качества продукта» торжествуют даже во время антитеррористической операции, власть в России вынуждена действовать в настоящем. Но отбрехивается она от позапрошлого – тени, которую сама к себе приставила. Добро было менять гимн, сочинять коалицию коммунистов с «Единством» и бездарно преследовать Гусинского, не в силах ни посадить его толком, ни отпустить с Богом на все четыре стороны. Имея такой анамнез, сильно подумаешь прежде, чем рассуждать об изъянах права на информацию перед лицом террора.
Воистину, не одним только медиа не дано предугадать, как слово наше отзовется.