Мы ехали из Москвы в Кострому по Ярославскому тракту. Тракт оказался покрыт хорошим асфальтом, без ухабов. Через каждые несколько километров стояли АЗС и придорожные трактирчики-магазинчики с телефонами и ватерклозетами. Дело шло к ночи, но все светилось и работало. Реклама предлагала услуги «Яртелекома». Небо прояснилось, звезды на нем были крупные. На лапах тамошних необыкновенно высоких и густых елок лежал снег. А между елками, время от времени, показывались бревенчатые домики с двускатными крышами, тоже засыпанными снегом, и с горящими окнами. В общем – рождественская открытка. Слушать по радио новости и разговоры нам надоело, поставили кассету, первую попавшуюся. Оказалось – духовой оркестр играет старинные вальсы и маршы. Все это вместе, как вы, наверное, уже догадались, называлось счастьем.
Счастье было рационально постижимо. Оно определялось как соединение патриотических елок и духовых инструментов с либеральными заправками и торгово-закусочными заведениями. Только немного щемило сердце от мысли, что такое мгновение – когда заправки есть уже, а старинные вальсы есть еще – может продлиться недолго.
Но, по здравому рассуждению, щемящая боль начинала уходить. В конце концов, разве это не от нас зависит – чтобы и елки были целы, и путешественники сыты? Вопрос в другом. Что именно надо сохранять и что искать, каким образом сохраненное и благоприобретенное соединять? Вечные наши споры про Запад и Восток, Ксеркса и Христа, Евразию и Азиопу…
На самом деле, мне кажется, все совсем не так сложно и уж вовсе не так безнадежно. По той дороге доехали мы до Костромы, не самого крупного, не самого заметного, не самого модернизированного и богатого регионального центра нашей страны. Там мы встречались с разными людьми – от управленцев и журналистов до студентов и отставных военных. Выяснилось, что если не сражаться с картонными мечами идеологических лозунгов вроде «Чубайс родину продал» или «Замечательную коммунистическую идею извратили», а разговаривать спокойно, уважительно и по существу о реальных сегодняшних проблемах, - так вот, выяснилось, что в этом случае точек соприкосновения между людьми с номинально противоположными политическими убеждениями оказывается много больше, чем точек отталкивания. Причем поле согласия образуется не на разграничении «наше – не наше» или «вообще хорошо – вообще плохо». Оно очерчивается оппозицией «хорошо – плохо для нас сейчас». (Не хочу сказать, что идеологические разногласия должны исчезнуть или что они не важны. Но если их обсуждать, то на серьезном содержательном уровне, а не на уровне публицистических штампов-речевок).
Этим уточнением – «для нас сейчас» - вводится одно, весьма существенное, понятие. Позволю себе упомянуть еще об одном личном впечатлении. На огромном рекламном щите в центре Москвы (что рекламируется, не углядела) светится такая надпись: «Россия. Великое прошлое, великое будущее». Настоящее, стало быть, у нас так ничтожно, что его словно бы и вовсе не существует. Это очень крепко укорененный стереотип, с многообразным подтекстом. Но при любом подтексте суть в том, что счастье – в другом измерении. В другом историческом – в славном российском прошлом, императорском или советском. В другом географическом – на блаженном нынешнем Западе. Или в таинственном будущем, которое либо возродит былое величие, либо воспроизведет чужое благоденствие. А про нынешнюю жизнь в этой связи – в связи со счастьем, с осуществлением надежд – и вспоминать не стоит.
Между тем, критерии отбора и для традиций, и для заимствований вырисовываются как раз сейчас, в сегодняшней практике. Это, конечно, предмет обширнейший и сложнейший, и, в сущности, все политико-идеологические дискуссии, все поиски самоидентификации вертятся вокруг него. Решусь предложить самый общий, очевидный, первичный принцип. В традиции хорошо и нужно для нас то, что уже на деле доказало свою жизнестойкость и благотворность, вопреки всем катаклизмам. И это – качества личные, частные, индивидуальные. Если угодно, общечеловеческие добродетели в модификации национального характера, то, что позволяло нам выживать и что по сей день привлекает в нас людей иного внутреннего склада. Это – общественно-психологические сущности, до конца не подвластные никаким режимам, не поддающиеся никакому тираническому искоренению. Никаким Бериям и Ждановым было не под силу вытравить из нас стойкость, великодушие, сердечность, самоотверженность – в том виде, в каком это все рождается под нашими елками и рождает наши вальсы и марши. И такого богатства нам досталось от предков совсем не мало. А вот социально-государственные формы мы унаследовали, очевидно, не оптимальные. И попытки возродить формы выглядят либо фальшивкой, смешным и уродливым маскарадом, как все эти дворянские собрания, купеческие гильдии, институты благородных девиц, ряженые казаки и тому подобное. Либо это усилия по гальванизации трупа, вроде возвращения всяких «орлят» и «зарниц», символов, песен и фильмов нашей великой людоедской эпохи. Впрочем, особо продвинутые и просвещенные деятели озабочены вещами куда более зловещими: как раз реальной реставрацией форм, причем в совершенно сатанинском обличье – сословно-иерархического общества с элементами теократии вкупе с прямой связью между «царем» и «почвой» (как не вспомнить Советы с их «прямым народовластием» и по сути сословным представительством). То есть именно того, что и погубило две наши империи менее чем за век.
Это что касается унаследованного. Но и заимствовать, и внедрять, как представляется, следует сущности. Как ни банально - такие вещи, как трудовая этика и законопослушность. Реальная доброта к слабым и обделенным судьбой, а не ханжеская политкорректность. Подлинное уважение к собственности, которое надо воспитывать многолетней практикой, а не заменять утопической и взрывоопасной для нас идеей реституции.
Вот и будет искомый либерально-патриотический синтез. Споры о востребованности этой идеи кажутся беспредметными. Даже недальнее и недолгое путешествие из Москвы в Кострому может свидетельствовать: еще не сформулированная толком, эта идея начинает осуществляться на деле, здесь и сейчас.
