Глеб Павловский попытался объяснить, за что «антитеррористическая коалиция» обязательно должна во что бы то ни стало бомбить Ирак. В отличие от всех тех, кто пытался это сделать ранее, у одесского политтехнолога получилось без преувеличения броско.
Предшественники Павловского – Буш, Блэр и Кондолиза Райс – с данной задачей, прямо скажем, не справились. Они целый год невнятно гундели о возможном наличии у Ирака химического и бактериологического оружия, им чем дальше, тем меньше верили, ибо скудость доказательной базы с лихвой возмещалась антитеррористическим пафосом, сколь вдохновенным, столь и неубедительным. Когда же началась сказка про белого бычка с инспекторами ООН, старыми-новыми резолюциями Совбеза и т.п. – стало ясно, что тему Саддам практически выиграл: в чистоту намерений борцов с «осью зла» не верит уже практически никто на евроазиатском континенте.
Павловский же пошёл другим путём. Прямая речь: «ядерное, химическое и бактериологическое виды оружия, не являются единственными разновидностями оружия массового поражения». После 11 сентября гораздо более актуальным оружием массового поражения является террорист-смертник, способный убить тысячи людей. И самое страшное производство ОМП – это «конвейер террористов-смертников - "живых бомб" - которых надо рассматривать как абсолютное средство доставки». Ирак же в этом богоугодном деле играет ключевую роль: скажем, весной этого года лично Саддам Хусейн публично поддержал действия "шахидов" в Палестине и объявил, что выделил 5 миллионов долларов в развитие их деятельности. Сейчас на территории Палестинской автономии работают иракские офисы по оказанию материальной поддержки семьям террористов-самоубийц. Официально объявлена даже сумма такой поддержки -10-25 тыс долларов США. Следовательно, удар США по Ираку – это в первую очередь удар по экономике данного конвейера.
Старая, привычная догма, в соответствии с которой «самое страшное оружие – человек» педантично доведена до логического конца и применена к конкретной политической ситуации. Более того, Павловский прозрачно намекает, что именно этой логикой на самом деле руководствуются США в своей антииракской кампании, а тезисы о ядерном и химическом оружии – не более чем прикрытие для общественного мнения, т.к. открыто заявлять об «антишахидских» целях акции пока нельзя – общественное сознание к этому не готово.
Самое простое в этой ситуации было бы адресоваться к крыловской басне про волка и козлёнка и на том успокоиться. Однако дело обстоит гораздо сложнее. Действительно, непросто привыкнуть после 11 сентября к мысли о том, что в высокотехнологичном постиндустриальном обществе террорист по большому счёту не обязательно нуждается в специальном оружии для совершения теракта – достаточно умения и желания использовать для этих целей самые что ни на есть «мирные» устройства, типа большого пассажирского самолёта. И, следовательно, «инфраструктура террора» - это не столько создание бомб, сколько подготовка людей, способных совершить теракт, даже ценой жизни.
Другой, не менее важный факт: тезис о том, что детородный орган является одним из главных орудий мусульманского экстремизма, мы уже давно слышим из Косова, Боснии и Палестины – и от сербов, и от евреев. В том же Косово превращение немусульман из относительного большинства в абсолютное меньшинство произошло на глазах буквально одного поколения – на каждого ребёнка, рождённого сербской семьёй, приходилось три-четрые рождённых албанской. При том, что югославские законы о поддержке рождаемости времён Тито национальный фактор, естественно, не учитывали. Похожая механика и на территориях палестинской автономии, где буквально на клочке земли за пару десятков лет почти из ничего возникло бешеное перенаселение. Нет необходимости объяснять, что такого рода социально неблагополучные анклавы с крайне молодым населением является идеальной питательной средой для различного рода экстремистских течений. Проще говоря, и Косово, и Палестина, да и миллионная даже после всех войн Чечня – это работающие на полную мощь «фабрики шахидов».
Бессмысленно здесь ударяться в геополитику, говорить о попытке «адекватного ответа» исламской цивилизации на тотальное доминирование «иудеохристианской» и т.п., о чём так любят распространяться сегодня пикейные жилеты. Ситуация гораздо страшнее и вместе с тем проще. Прогресс в области вооружений закончился ядерным тупиком уже добрых полвека назад; открытие оружия, способного уничтожить жизнь на Земле как таковую, сделало невозможным использование «большой» войны в качестве инструмента для решения конфликтов. Однако вместо рая на земле пришло время поиска новых форматов конфликта – и первым таким инструментом стала герилья, символом которой до сих пор является изображаемый на майках Че Гевара. Логическим развитием идеи герильи как раз и стала «фабрика шахидов».
В контексте вышесказанного нет ничего удивительного, что экономикоцентрическое сознание американцев избрало основной мишенью именно Ирак. Для американцев терроризм как система начинается в тот момент, когда потенциальному шахиду семнадцати лет от роду добрые дяди из нефтяной страны предлагают контракт, в котором записано, что после его гибели семья получит столько денег, сколько он не сможет заработать за всю свою жизнь. То, что этим занимаются не только иракцы, в данном случае несущественно – Ирак с его «кредитной историей» просто наиболее очевидная мишень. Это даже не считая любого возможного дополнительного гешефта, вроде резкого падения цен на нефть. Однако в контексте логики Павловского, если последовательно её продолжать, такой подход выглядит катастрофической ошибкой.
Дело в том, что терроризм начинается не в тот момент, когда кто-то изъявляет желание осуществить спонсорскую поддержку потенциальному смертнику, и не тогда, когда матери десятками рожают этих потенциальных смертников и выращивают их на средства от программ Красного Креста по борьбе с детской смертностью. Терроризм начинается в тот момент, когда формируется идеология террора. Ибо никакие деньги не в состоянии сами по себе заставить человека пойти на смерть – и этого американцы, кажется, понять не в состоянии. Обычно говорится, что в соответствующей «питательной среде» идеология может быть любой, лишь бы достаточно радикальной, но это не так: в стратегическом выборе между сокращением рождаемости и внешней экспансией ключевую роль играет как раз идеология. В постиндустриальном информационном обществе собственно «оружием» является не человек-исполнитель, а именно она.
В этом месте – главный прокол концепции Павловского: под данным углом исчезновение фактора Ирака всего лишь приведёт к замене одного коспонсора шахидизма другим. И даже если «отстреливать» коспонсоров по очереди, раз в четыре года к выборам, делу это не поможет. Войну с идеями и мифами можно вести только идеями и мифами. И, пока существует миф «большого шайтана» и ему подобные, будут и шахиды. Разрушить же эти мифы, равно как и выстроить альтернативные им, не в состоянии ни американские ракеты, ни даже одесские политтехнологи.
