В пятницу Федеральный суд США в Александрии приговорил американца Джона Уокера Линда, арестованного войсками США в ходе проведения антитеррористической операции в Афганистане, к 20 годам тюремного заключения. Линд подтвердил свое участие в движении Талибан и в перевозке взрывчатых веществ. Согласно судебной сделке, выработанной в июле, Линд признал себя виновным по этим двум пунктам в обмен на снятие обвинений по остальным восьми, включающим «сговор с целью убийства американских граждан» и терроризм.
Нужно сказать, что история американского талиба Джона Уокера Линда с самого своего начала развивалась по сценарию, в котором, казалось, не исключен любой финал. Когда около года назад исхудавший, обросший черными патлами, практически неотличимый от коренного пуштуна, раненый в ногу двадцатилетний калифорниец случайно мелькнул в камере американского оператора, снимавшего пленных талибов, американская публика отреагировала на появление Линда более чем неоднозначно. Тех, кто сразу и безоговорочно назвал Джона Линда предателем, было явное меньшинство. Двадцатилетний американец вызывал скорее другие чувства: удивление, шок, а у многих даже жалость и сочувствие. Если нью-йоркская католическая публицистка Кэтлин О’Нил вслед за крайне правыми колумнистами вашингтонского Daily Standard требовала немедленного суда и жестокого наказания для Линда, то на родине американского талиба - в Калифорнии, а также на страницах либеральных изданий Новой Англии тон задавали совсем другие настроения: Джон ни в чем не виноват, молодой человек просто запутался. Была и третья точка зрения. И как раз она кажется наиболее адекватной. Пока Линд это исключение, но прецедент этот может стать настоящей тенденцией. Суд судом, приговор приговором, но важнее другое. Одно дело посадить, совсем другое – понять причины.
Джон Уокер Линд родился в состоятельной семье, в шестидесятые его родители были хиппи, но потом, повзрослев, остепенились – отец стал преуспевающим адвокатом, мама была известным гламурным фотографом. Детей у Линдов было трое, все мальчики, и Джон – средний. Линд принял ислам в возрасте шестнадцати лет, а через два года он был уже в Йемене, куда отправился на родительские деньги, сказав отцу о том, что едет изучать арабский язык. Когда люди Бен Ладена взорвали у йеменского побережья американский военный корабль Cole, Линд написал отцу по электронной почте письмо, в котором помимо просьбы выслать еще немного денег содержались разного рода риторические гроздья гнева в адрес родной Америки. Позже Линд сообщил родителям, что перебирается из Аравии «чуть восточнее», а потом и вовсе исчез из поля зрения родственников – ни писем, ни звонков. Нашли американца лишь в ноябре. После подавления талибского мятежа в афганской крепости Кала-Джанги один из пленных сказал, что среди восставших есть гражданин Америки. В январе агенты ФБР привезли Линда в Америку.
Один из ведущих судебных журналистов Америки, аналитик национального американского телеканала CBS Эндрю Коэн, комментируя на прошлой неделе ход судебного разбирательства по делу Линда, сказал, что защита с самого начала настаивала на том, что американский талиб не имеет никакого отношения к терроризму – еще прошлой зимой, отвечая на вопросы спецслужб, Линд рассказал, что талибы предлагали ему принять участие в атаках против Америки и даже говорили о том, что запланированная террористическая кампания будет состоять из трех этапов (мол, планируется организовать взрывы на ядерных объектах, а также применять против США новейшее химическое и бактериологическое оружие). Линд отказался, а вскоре произошли знаменитые сентябрьские теракты. Адвокаты Джона также утверждали, что их подопечный сам стал объектом должностного нарушения: сначала Линда в течение двух месяцев держали в невыносимых условиях, а потом, перед тем как начать допросы, не объяснили Линду его конституционные права. Ну и наконец, главный аргумент в пользу подсудимого защита усматривала в том, что, отправляясь в Афганистан, Линд планировал воевать против частей «Северного альянса», а не против Америки.
Примечательно, что государственное обвинение постаралось взглянуть на плененного соотечественника по возможности объективно – этот факт отмечают и правые и левые, и ястребы и пацифисты. Окружной судья Александрии Эллис сказал, что «нынешнее положение Линда, несомненно, тяжело, но заслужено». С самого начала считалось, что очень многое в деле будет зависеть от нюансов. Признает ли Линд свою вину перед Америкой. Назовет ли он свое участие в боевых отрядах талибов ошибкой. Извинится ли перед родственниками агента ЦРУ Джона Майкла Спэнна, убитого товарищами Линда. Согласится ли, наконец, Линд с тем фактом, что его переход в ислам и последующие приключения были действиями с моральной точки зрения скорее необдуманными и ложными.
У рефлексирующего российского наблюдателя история американского гражданина из приличной семьи, принявшего в шестнадцатилетнем возрасте ислам, а затем отправившегося в Йемен и Афганистан вести джихад, тоже вызывала сразу целую гамму эмоций. Но главным субъективным впечатлением было ощущение поразительного инфантилизма, буквально окутавшего и саму фигуру Линда, и его растерянных добродушных родителей, твердящих о лучших душевных качествах Джона, и калифорнийских журналистов, требующих немедленно отпустить настрадавшегося парня домой, и сами подробности двухлетних линдовских похождений на стезе джихада.
На суде Линд капитулировал быстро и безоговорочно. Роль пойманного с поличным десятилетнего хулигана была сыграна до конца – нагадил, поймали, попросил прощения.
В общем-то, вполне типичная история. У добродушных, обеспеченных либеральных родителей растут сытые, красивые, наслаждающиеся жизнью дети. Калифорния, солнце, океан, пляжи – только один выбирает серфинг, а другой биографию Малькольма Экса. Странно? Лишь отчасти. Америка – как Рим: империя сильна в дни испытаний, когда Ганнибал у ворот, но если вокруг спокойствие и достаток, любовь к родине кажется обязательной далеко не для всех. Колонистам с "Майского цвета", фермерам фронтира, рабочим времен "Нового курса" было не до странствий по Йемену. А в последние тридцать лет они получили всеобщее признание. Жизненный путь маленького Джона был образцово-показательным, истинно политически корректным, хоть сейчас создавай из него спецкурс для Гарварда. Никакого противоречия между этим Джоном и миллионами других прогрессивных Джонов не существовало. Такова была Америка до 11 сентября. В этом плане ужасная трагедия, как ни чудовищно это звучит, пошла ей на пользу. Гром от падения нью-йоркских башен разбудил Штаты и напомнил Америке, что на земле есть какие-то табу. Свобода это не беспредел, и мальчику Джону место в тюрьме. Свобода не должна избаловывать, она не отменяет естественных запретов, как это делают обезумевшие от любви родители. То, что досталось великим трудом, взывает к бережливости.