Известие о том, что подо льдом в Кармадоне может быть погребен Сергей Бодров-младший, стало общенациональной трагедией. Молодой, красивый, яркий. Талантливый актер, подающий надежды режиссер. Кумир и секс-символ поколения и… можно долго перечислять. Почему Бог прибирает лучших из нас? Бог весть.
Легко представить себе состояние семьи Бодрова-младшего, отчаяние его отца, отправившегося в Северную Осетию и во что бы то ни стало стремящегося отыскать сына. В этой ситуации спасатели, постоянно мучимые позывами объявить всех ненайденных погибшими, выглядят ленивыми и бесчеловечными существами, которым просто недосуг выполнять свою работу так, как ее следует выполнять.
Министр Шойгу прячет глаза: ему тяжело отвечать на вопросы о том, как продвигаются поиски Бодрова. «Шансы минимальны», - сквозь зубы говорит министр. Власть в России, как всегда, бессильна. Хотя причем здесь - прости, Господи - власть?
Родные и близкие, поклонники и просто люди, знакомые с Бодровым по кино- и телеэкрану от отчаяния хватаются за все более абсурдные версии того, что он жив: в ущелье есть многочисленные штольни, в одной из них мог укрыться Бодров… а вот поступила информация, что за секунду до схода лавины Бодров со своей группой въехал в тоннель… И так далее. Но – тщетно. Следующие же сообщения информагентств безжалостно перечеркивают надежды: тоннель обследован, никого нет, штольни тоже обследуются, и тоже безрезультатно, сам Бодров на связь не выходит.
Страну готовят к страшной вести: Бодрова больше нет. Друзья и коллеги уже выступают в газетах с воспоминаниями: Сергей так любил жизнь… У него было столько планов... Уже цитируются фрагменты интервью с Бодровым. Одна газета позвонила продюсеру фильма, другая - жене. Люди начинают жить воспоминаниями, и это - терапия от шока. Сказано же в книге Дейла Карнеги «Как перестать беспокоиться и начать жить»: «Смиритесь с неизбежным». И все вынужденно смирятся, и это смирение будет тихим, именно смиренным. Да, к сожалению. Да, это так. И иначе не может быть.
Но уже теперь понятно, кто более всего будет сокрушаться. Это журналисты. Не поклонники и поклонницы, не коллеги по работе и даже не семья. Ибо все они сохранят память, а значит, и человека. Для них это трагедия личная. А для журналистов она журналистская. Профессиональная трагедия. И журналистская скорбь окажется самой скорбной.
Ибо не будет больше повода вселять надежду и тут же убивать ее, размещать тревожные баннеры, сочинять трагически-интригующие заголовки. Телевизор будет включаться реже, не привлекая к экранам все новых потребителей жидкостей для мытья посуды. И вообще – одной сенсацией станет меньше.
Слава Богу. Ведь каково родным Бодрова внимать этим высокопрофессиональным рыданиям? Подумайте над этим и почувствуйте неловкость. Человек теряет не звезду экрана, а человека - сына, мужа, друга. Но каково родным других погибших - об этом даже думать стыдно. Нету этих погибших. Их не то чтобы не стало - их будто и не существовало вовсе. СМИ забыли, что, кроме Бодрова, лед накрыл больше ста человек. И они тоже строили планы и собирались жить долго. Но лед - не СМИ. Он не разбирает заслуг и регалий. Он несет смерть, не делая различий. И он честнее телевизора: люди равны перед смертью, а после нее - равны тем более.