Виктор Ющенко намерен ввести уголовную ответственность за отрицание Холокоста и Голодомора 1932-33 годов. Голодомор, в ходе которого погибло, по разным данным, от 3 до 10 миллионов крестьян, из них более 80% украинцев, Верховная Рада признала геноцидом еще в ноябре прошлого года. Теперь Ющенко объявил 2008 год – 75-ю годовщину тех событий – годом памяти жертв трагедии, а также заявил, что хочет сделать его отрицание уголовно наказуемым деянием. Какие санкции будут за это полагаться, пока неизвестно. Ющенко намерен внести соответствующий законопроект в Раду, как только та начнет работать.

Параллели с Америкой очевидны – там как раз настаивают на юридическом признании геноцида армян. Это вообще популярное в последнее время занятие – Франция тоже теперь наказывает за отрицание армянского геноцида, а в Австрии посадили Дэвида Ирвинга, отрицающего Холокост. Теперь к ним могут добавиться украинские отрицатели. Любить их особенно не за что: как резня армян была самым ужасным событием десятых годов прошлого века, так и Голодомор – возможно, самое ужасное событие начала тридцатых - массовое убийство, преступление против советского крестьянства – не только украинского, но украинского в первую очередь. Это очевидный исторический факт, в котором сейчас не будет сомневаться ни один взрослый человек, способный рассуждать и отвечающий за свое мнение.

Но в этом-то и проблема.

Исторический факт в принципе не бывает абсолютным и однозначным: это всегда отчасти интерпретация, основанная на додумывании и косвенных уликах. Рюрик приходил на Русь (видимо, приходил), но какое влияние оказали варяги, спорят со времен Герарда Фридриха Миллера, которого чуть не прибил Ломоносов – и до наших дней. Новая история не лучше – взять хотя бы начало Великой Отечественной: был ли блицкриг превентивным ударом, предотвратившим нападение Красной Армии, или все-таки немцы выступили безусловными агрессорами? Да и что далеко ходить – у Голодомора тоже нет однозначной интерпретации: был ли это этнический геноцид (против украинцев) или социальные репрессии? Истина всегда где-то рядом, она не проста и не красна, как морковка. Есть убедительные ответы, но всегда есть и повод в них усомниться – хотя бы в порядке мысленного эксперимента.

Лишение человека права на сомнение – дичайшее извращение политкорректности. Каждый вправе сомневаться, заблуждаться и даже думать то, что представляется окружающим страшными гадостями: пока это не нарушает уголовный кодекс, пока не вторгается в чужую сегодняшнюю жизнь (прямо побуждает кого-нибудь взять пулемет и гнать сограждан к светлому будущему) – это священное право заблуждающегося. Само Декартово cogito, ergo sum переводят и как «мыслю, значит, существую», и как «сомневаюсь, значит, существую» – но Декарт нынче не указ. А ведь логика эта - сугубо тоталитарная: инквизиция или сталинский СССР тоже запрещали сомневаться в каких-то постулатах, и если Торквемада хотя бы защищал божественное учение, то отец народов – вполне земные взгляды на мир. Зачем в этот ряд спешит встать французский парламент, американскитй конгресс, а теперь вот и Ющенко? Пусть наказания тоже политкорректны – не костер, не лагерь, а просто штраф или небольшой срок, – смущает принцип.

Изначально палачей евреев карали за Освенцим и Заксенхаузен, в которых к моменту Нюрнбергского процесса только похоронили заключенных. Это были военные, а не исторические преступления. Запрет на отрицание Холокоста появился уже потом – по сути, как удивленная реакция на то обстоятельство, что геноцид против евреев стал историческим фактом, а значит его можно не переживать, а анализировать. Это относится ко всем трагедиям прошлого, к разным странам и народам: никто не держит копирайт на голод, войны и религиозные распри.

Конечно, ни один честный украинец не подаст руки человеку, отрицающему Голодомор и утверждающему, например, что это была законная борьба с врагами и предателями (3 миллиона врагов – это уже целый народ). И ни один русский, кстати, не подаст такому персонажу руки, и в Белизе и на Андаманских островах, когда разберутся, не подадут тоже. Но между публичной обструкцией и уголовным преследованием есть огромная разница – тем более что обычно взгляды даже у самых, как их сейчас называют, «нерукопожатных» типов все же не столь одномерные. Их можно и даже нужно обсуждать, сажать за это нелепо и преступно. В конце концов, если прописать однозначную трактовку для каждого страшного события прошлого, страшным сделается уже настоящее.