Евросоюз отмечает полувековой юбилей. 25 марта 1957 года Германия, Италия, Франция и страны Бенилюкса подписали Римский договор о создании Европейского экономического сообщества – теперь это официальная дата зарождения ЕС. Во всех странах-участниках по этому случаю провели праздничные мероприятия, а в Берлине состоялся саммит, закончившийся подписанием двухстраничной декларации. Декларация, которую долго и скрупулезно согласовывали, полна общих слов вроде «счастье для будущих поколений» и «ответ на глобальные вызовы», но содержит и более интересные обещания – например, «поставить Европейский Союз на обновленную совместную основу до выборов в Европейский парламент в 2009 году».

Звучит это обтекаемо, но по сути это деликатное признание, что дела идут не идеально – иначе зачем бы понадобилось обновлять базовые установки? Для евробюрократии, скорее всего, здесь подразумевается вполне конкретный провал голосования по конституции союза. Но вообще проблема, конечно, шире: неудача с конституцией только обозначила тот кризис идентичности, который постепенно охватил Европу. Европейское единство долго казалось очевидной вещью, но в последнее время вдруг выяснилось, что не вполне ясно, кто, почему, как и с кем един.

Даже с географическим принципом выходит не очень гладко, потому что в нынешнем ЕС есть дыры – те же Швейцария и Норвегия. Политический и экономический критерии тоже проблему не решают. С экономикой вообще говорить не о чем, ВВП на душу населения у Германии и Румынии, например, отличается больше, чем в три раза –последняя, понятно, втрое беднее. Что касается политики, то тут достаточно вспомнить Польшу, которая всех уже, кажется, достала своими амбициями. С единой политикой никак не складывается. Панъевропейской Антанты пока не выходит – страны восточного блока лояльны к Вашингтону не меньше, чем к Брюсселю.

Впрочем, политические союзы вообще не могут быть основой для глобальных процессов, слишком эти союзы непрочны и недолговечны: любая из стран «старой Европы» за последние лет 300-400 успела и подружить, и повоевать со всеми остальными. Наконец, даже идеологически Евросоюз никак не монолитен – да, все его члены провозглашают либерально-демократические ценности, но это общее место, их провозглашают и в Африке. В реальности, между тем, трудно соединить по-лужковски гомофобную Варшаву с Берлином и Парижем, руководимых открытыми геями.

Свое стремление расширить союз Брюссель явно не обдумал. Это была геополитика в чистом виде: поглотить бывших противников и фактически расширить сферу влияния, подойдя поближе к рубежу, за который расшириться уж точно невозможно – к России. В результате, однако, пошли уже разговоры о том, что, может, весь проект был ошибкой, и никакого объединения не получится. На данный момент не кажется невероятным сценарий распада или пересоздания союза уже как чисто практического блока богатых и влиятельных стран – условно говоря, германо-франко-итало-английский альянс.

Этот альянс несомненно имеет понятную базу - общий менталитет: при всей расплывчатости этого понятия всем ясно, о чем речь. Другое дело, что после броска на Восток приходится решать, где же на практике заканчивается это единство. Восточная Европа всегда была, по сути, отдельной территорией, такой же, как романо-германская зона – но теперь исходят из того, что есть «новая совместная основа». Может, и так, но это по-прежнему нужно доказывать – и совсем не факт, что здесь можно управиться к 2009 году, как это заявлено в праздничной декларации. В конце концов, даже старая Европа шла к реальному единству не пятьдесят лет, а, по крайней мере, в десять раз больше.