Питерский процесс против преподавания теории Дарвина в школах поставляет все более экзотичные новости. Вчера стало известно, что его номинальный устроитель, 15-летняя школьница Мария Шрайбер, бросила школу и уехала на Гаити учить испанский язык и работать в строительном проекте «Город солнца». Ее отец Кирилл объяснил, что на девушку оказывали давление в школе. Тем временем Октябрьский райсуд Петербурга назначил на 21-ое февраля последнее слушание по иску Марии, которая требует «запретить преподавание теории происхождения видов Дарвина как доминирующей». Школьница и ее отец жалуются, что дарвинизм недоказуем, оскорбляет чувства верующих и унижает их человеческое достоинство. Кроме того, «антирелигиозное, атеистическое учение Дарвина», по мнению истцов, основывается на марксистско-ленинских идеологических принципах, так что его преподавание нарушает закон «О политических партиях».

После городов солнца на Гаити и ленинских принципов у Дарвина серьезно относиться к этому сюжету, конечно, сложно. Однако попытка устроить в России «обезьяний процесс» вполне серьезна - суд, как говорится, идет и куда-то придет.

Оригинальный «Monkey trial» прошел в США в 1925-м: в штате Теннеси приняли закон, запрещавший «преподавать любую теорию, отрицающую Божественное Сотворение человека, описанное в Библии», и привлекли по нему учителя биологии. Резонанс был невероятный, причем в итоге учитель все-таки проиграл дело, которое в Time поименовали «фантастическим гибридом цирка и священной войны». Соответствующий закон в штате отменили только через сорок лет. С тех пор прошло еще сорок лет, и в России начался свой «обезьяний процесс», но кое-что все-таки изменилось.

Прежде всего, изменилась – пардон, эволюционировала – сама наука. В 20-е годы дарвинизм биологический ассоциировался с дарвинизмом социальным, с евгеникой и прочей околорасистской дрянью, которая вскоре и расцвела буйным цветом в Германии. Нынешние попытки пристегнуть к сюжету Маркса-Ленина на этом фоне просто не смотрятся. Более того, современная биология, собственно, базируется на учении Дарвина не в большей степени, чем экономика – на Адаме Смите: с тех пор много воды утекло, и сейчас речь идет уже о сложной и разработанной системе «синтетической теории эволюции». Как и любая научная теория, она не идеальна и уязвима для критики, но (тоже как любая научная теория такого масштаба), основана на массе серьезных обстоятельств, оспаривать которые вряд ли возьмется даже семья Шрайберов.

На тему истцов первым делом вспоминается А.К.Толстой и его «Послание к М.Н. Лонгинову о дарвинисме», обращенное к тогдашнему цензору, решившему - точь-в-точь как Шрайберы сегодня - запретить Дарвина. Всего лишь поменяв пол адресата, то есть, переделав Мишу в Машу и более не редактируя ничего, ни единого слова, можно декламировать хоть все строфы подряд: «Полно, Маша! Ты не сетуй! Без хвоста твоя ведь жопа, так тебе обиды нету в том, что было до потопа. Всход наук не в нашей власти, мы их зерна только сеем; и Коперник ведь отчасти разошелся с Моисеем. Ты ж еврейское преданье с видом нянюшки лелея, ты должна уж в заседанье запретить и Галилея. Если ж ты допустишь здраво, что вольны в науке мненья - твой контроль с какого права? Ты была при сотворенье? Отчего б не понемногу введены во Бытие мы? Иль не хочешь ли уж Богу ты предписывать приемы? Способ, как творил Создатель, что считал Он боле кстати - знать не может председатель комитета о печати. (И председатель суда, заметим, тоже - А.Е.). Ограничивать так смело всесторонность Божьей власти - ведь такое, Маша, дело, пахнет ересью отчасти!». Ну и так далее - там каждое слово ложится в строку.  

Провидческий Алексей Константиныч прав был еще в том смысле, что и человеку верующему не обязательно спорить с концепцией эволюции: научные идеи сами по себе совсем не обязательно противоречат религиозному миросозерцанию и могут быть в него встроены. В конце концов, это только объяснение природных механизмов, никто не мешает при этом верить, что природу создал Господь. Среди современных ученых, вплоть до физиков-теоретиков, достаточно людей глубоко и даже ортодоксально верующих. Сам А.К. Толстой вовсе не был атеистом – что не мешало ему считать гонения на Дарвина полной дичью.

Однако дело даже не в этом. В иске против теории эволюции пущен побоку один из главных принципов нашего государственного устройства - секулярный. Меж тем Конституция гласит: «Российская Федерация - светское государство. Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом». Образовательной политики этот принцип касается в полной мере: школьные и университетские курсы формируются на основе того, что ученые считают наиболее соответствующим светским же научным теориям. Никакие другие соображения, кроме научных, здесь в расчет не принимаются. В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог, но преподавание английского или немецкого, или любого другого языка основано не на принципах Божественного Логоса, а только и исключительно на правилах грамматики.

Биология в этом смысле ничем не отличается от языков. Там тоже есть своя грамматика. И правила ее устанавливает не суд и не общественность, и даже не всенародное голосование. Наука подчиняется одной науке, и никому кроме. До тех пор, пока из Конституции не убрали статью 14, идея Божественного Сотворения будет постигаться своим путем, а учебник биологии - своим. И девочке Маше, как и другим девочкам и мальчикам, придется изучать в школе теорию Дарвина – раз ее из программы не выкинули, значит, не такая она, с точки зрения современной науки, бессмысленная и устарелая. Впрочем, у семьи Шрайберов всегда есть в запасе строительный проект «Город солнца» - пылкие современные неофиты легко меняют одну утопию на другую.