Подготовка к новой войне на Ближнем Востоке стремительно приближается к точке невозврата. Собственно, это означает только то, что степень враждебности достигла уровня, когда такой точкой может быть названо (более или менее убедительно) любое событие. После чего одна сторона потребует у другой снова пройти эту точку, но в обратном направлении. Заведомо зная, что требование не будет выполнено.
Так начинается большинство войн. Классический пример — две войны (австро-прусская 1866 и франко-прусская 1870), приведшие к объединению Германии. В обоих случаях канцлеру Отто фон Бисмарку удалось перед всей Европой представить Пруссию обороняющейся стороной. Удалось вынудить сначала Франца-Иосифа, а затем Наполеона III, сделать безумные, агрессивные заявления, а Германия лишь «просила» аннулировать их. При этом и австрийцы, и французы были уверены в своем военном превосходстве. Один обещал «выкинуть нахала из Берлина в Кенигсберг», другой объявил войну после доклада военного министра, закончившегося словами: «Французская армия готова к войне до последней пуговицы на мундире последнего солдата».
Поразительно, но на роль Наполеона III в данном случае претендует президент Ирана Махмуд Ахмадинежад. Еще более удивительно то, что Иран действительно имеет шанс навязать США затяжную войну. Вернуть призрак Вьетнама. Иран сделал свои выводы из двух американо-иракских кампаний. В новой войне иранцы не будут окапываться в укрепрайонах, оборонять перевалы и переправы. Они переняли северокорейскую доктрину, предусматривающую массированное проникновение коммандос на вражескую территорию. 23-миллионная КНДР подготовила до 1 млн. 200 тыс. бойцов для поражения нескольких десятков тысяч целей по всей Южной Корее и, вероятно, Японии. Можно предположить, что 72-миллионный Иран подготовил не меньшее количество. Причем, иранцам не придется пользоваться аквалангами и мини-субмаринами. За ржавыми шлагбаумами их ждут 15 млн. шиитов Ирака. Нейтралитет суннитов обеспечит продвижение в союзную Сирию с последующей атакой Израиля.
США демонстрируют слабость. Можно сделать ударение на слове «слабость». А можно — на слове «демонстрируют». Командующий объединенными вооруженными силами НАТО в Европе генерал Джеймс Джойс делает сенсационное заявление о скорой замене американского контингента в Афганистане подразделениями 25 стран Альянса. В самом Ираке американские войска спешно концентрируются на нескольких хорошо укрепленных базах в пустыне, передавая оперативные функции молодым иракским вооруженным силам и полицейским формированиям. ...И проводят учения по вторичному освобождению Багдада.
Президент Ирана регулярно делает в отношении Израиля заявления, каждое из которых дает последнему повод принять превентивные меры военного характера. Возможно, призывы стереть Израиль с лица Земли - это всего лишь боевой клич, обращенный к своим воинам. Возможно, вызов врага на бой. Или даже попытка подбросить врагу, казалось бы, удобный для него вариант развязывания конфликта. Есть такой прием уличной драки, когда дылда спокойно улыбается жертве, а шкет из-за его спины эту жертву мутузит. Что очень обидно, но не слишком болезненно. Если Израиль нанесет удар по иранским ядерным объектам, это, во-первых, будет малоэффективно: иранские объекты хорошо защищены, а возможности ВВС Израиля все же несопоставимы с возможностями армии и флота США. Во-вторых, будет утеряно преимущество первого удара. В-третьих, утверждение о непричастности США к действиям Израиля может быть принято кем угодно, но не исламским миром. В-четвертых, ничто не помешает Ирану в свою очередь заявить, что целью продвижения в Ирак являются не американские войска, а соприкосновение с противником, нанесшим удар по его мирным городам.
Проблема Ирана в том, что даже если сотни тысяч иранских бойцов проникнут в Сирию, Ливан, Иорданию и на западный берег Иордана, арабский мир не окажется ближе к победе над Израилем, чем был в 1947 году. Очевидно, это будет самая длительная и кровопролитная война за последние 60 лет, но вопрос лишь в том, на берегах какой реки окажутся израильские танки ко дню заключения перемирия.
Проблема для США, Израиля и тех стран, которые может затронуть ядерный удар по Израилю, заключается в том, что президент Ахмадинежад — политик не прагматичного, а ярко выраженного идеологического толка. Ядерная программа для него — вопрос не тактический, а стратегический. Ядерное оружие для него не «козырь» и не «аргумент», а именно оружие. Заявления иранцев о сохраняющейся возможности строительства совместного предприятия по обогащению урана на территории России выглядят уже несколько комично. У США нет ни времени, ни арсенала средств для изоляции и дестабилизации этого режима. Время работает против США и ситуация изменяется «не по годам, а по месяцам». Быстро формируется антиамериканский националистический фронт в Латинской Америке, а в 800 метрах от Байкала решается вопрос энергетической безопасности Китая, вероятной сверхдержавы XXI века. Сегодня на острие антиамериканизма оказалось самое слабое звено — Иран. Завтра (вернее, «вчера») — время решать проблемы с Венесуэлой, Боливией, Перу. Послезавтра ничто не остановит модернизацию Китая. Установление в Иране дружественного США режима вернет им полный контроль над нефтью Залива, поможет убедить государства Средней (Центральной) Азии отказаться от поставок углеводородов в восточном направлении. Возможно (но не обязательно), с переориентацией их на юг и на запад в обход России.
Чтобы посадить Китай на паек, достаточный для ширпотребовского бума, но не более того, останется последнее препятствие — Россия. В начале и середине 1990-х различие между европейскими русофобами и русофилами состояло в том, что первые говорили: «Россия никогда не будет членом НАТО», а вторые: «Россия будет в НАТО, но с ответственностью Альянса только до Урала». Столь щедрые гарантии Москву не прельстили, и она подкорректировала свою внешнюю политику. Возможно, России будут предложены более достойные условия членства в НАТО и европейском доме, и она их примет в обмен на «скоординированную политику» в отношении Китая. Тогда на несколько лишних десятилетий в XXI веке сохранится привычная система безопасности, как ее понимали в ХХ веке нашей и в ХХ веке до нашей эры. Трудно сказать, поможет ли эта отсрочка в поисках иных форм обеспечения безопасности, но ясно, что именно эта политическая методика («Хороший сосед — слабый, придавленный, униженный сосед») формирует отношение к США в Латинской Америке, на Ближнем Востоке, в Восточной Азии. Как, впрочем, и отношение к любой другой державе со стороны тех, кто оказался в «сфере ее интересов»: Молдавии к России, Приднестровья к Молдавии, пары лояльных Кишиневу молдавских сел Левобережья к властям Тирасполя. Наверное, и в этих селах найдется пара дворов, которым не нравится Realpolitik их сельского старосты.
Из чего (Realpolitik, разумеется, а не ситуация в молдавских селах) следует, что Соединенные Штаты либо отступят сегодня и навсегда, чтобы уступить первенство силам, скажем прямо, еще менее симпатичным, либо нанесут по Ирану удар такой силы, который парализует любое желание к сопротивлению, не говоря о ведении затяжной войны. А заодно заставит задуматься латиноамериканских полковников, азиатских председателей, евразийских президентов.