Увы, избитый заголовок, который можно без труда применить к любой дилемме, здесь выступает в своем исконном значении. Гражданин Афганистана Абдулла Рахман, находясь в Германии, принял христианство. По возвращении на родину, об этом стало известно властям. По одной версии – от его родителей, по другой – от жены, согласно третьей, родственники подписались под чужим доносом, чтобы избежать гонений в отношении всей семьи.
Исламское законодательство предусматривает единственное наказание за вероотступничество – смертную казнь. Афганское правительство, понимая, как смертный приговор отразится на международном престиже государства, решило замять дело. Ведь если бы Абдулла Рахман был казнен, то это произошло бы в тюрьме, охраняемой войсками международной коалиции. Президенту США, премьер-министру Великобритании и другим было бы очень трудно объяснить, ради чего их войска находятся в этой стране, какие ценности они там защищают.
Господину Рахману было предложено вернуться в ислам, но он наотрез отказался, заявив, что готов умереть за веру. Тогда его подвергли психиатрическому освидетельствованию и объявили душевнобольным. Между тем, в стране начались манифестации с требованием скорейшего наказания преступника. С просьбой о помиловании Абдуллы Рахмана выступили Папа Римский и канцлер Германии. О готовности предоставить ему убежище заявила Италия. Абдуллу Рахмана выпустили из тюрьмы, но запретили ему покидать страну. Возможно, власти надеялись на то, что он сделает это тайно, или на то, что с ним расправятся возмущенные соотечественники. Таким образом, вопрос должен был решиться «сам собой». И он решился. К счастью, по первому варианту. Абдулла Рахман прибыл в Италию. Очевидно, военным бортом.
Случаи смены вероисповедания в современном мире не столь уж редки. Правда, в большинстве ситуаций их причины следует искать не в духовном поиске, а среди бытовых и социально-политических. Скажем, индуистские партии Индии бьют тревогу в связи с участившимися случаями перехода представителей низших каст и неприкасаемых в ислам и христианство. Схожая ситуация в преимущественно буддистской Шри Ланке. Опираясь на саудовские фонды, ислам успешно продвигается в зоне южнее Сахары, тесня местные культы и даже христианство.
Ежегодно исламские организации сообщают о миллионах европейцев, в частности, о сотнях тысяч немцев, принявших ислам за «отчетный период». Правда, когда немецкие христианские организации усомнились в этом и провели собственное расследование, их цифры оказались ровно на порядок меньше. Из примерно 20 тысяч человек, принявших ислам, большинство составляют немки и представительницы других стран, вышедшие замуж за мусульман в Германии, а также экстравагантные интеллектуалы, перепробовавшие не одно вероисповедание, толком не вникнув ни в одно из них.
В то же время, некоторые албанцы-мусульмане, перебравшись в страны Евросоюза, особенно в Италию, принимают католичество. Относительная легкость такого шага объясняется тем, что в самой Албании, несмотря на столетия османского владычества, более четверти населения исповедуют католицизм и православие, а вероотступником, вернувшимся в христианство, был национальный герой Скандербег (Георг Кастриоти).
Случаи перехода из ислама в христианство в собственно исламских странах крайне редки. Алжирцы, принимавшие католическое вероисповедание, вызывали гораздо большую ненависть соплеменников, чем колонизаторы-французы.
Все же надо сказать, что представление об исламе как о религии, жестко ограничивающей свободу человека, весьма далеко от действительности. Коран – книга метафоричная, поэтичная, позволяющая и побуждающая думать, мечтать, искать. Да, в Коране говорится о смертном наказании за вероотступничество. Но на каждой странице этой книги говорится и о милосердии. Дело богословов судить о том, почему Всевышний допустил столько кажущихся противоречий, почему он заставляет людей каждый раз самостоятельно решать, что есть буквальное требование, а что – метафора, и в чем ее смысл. Вряд ли кто-либо вправе советовать исламским богословам, как трактовать Коран.
И вряд ли кто-то имеет такое желание. Исповедуемая Европой политкорректность, проповедь равноправия представителей разных рас и религий, равноценности политических, культурных, сексуальных и прочих меньшинств, защищается с таким рвением, что превратилась в свою противоположность – в своеобразную разновидность фанатизма, доктрины, не терпящей малейшего прекословия.
Совсем недавно, еще вчера, в ходе «карикатурного скандала» богословы говорили об общих истоках и ценностях ислама и христианства, о недопустимости противопоставления двух мировых религий. Их поддержали европейские и российские интеллектуалы, все эти многочисленные «совести нации». В случае с господином Рахманом 30-миллионная исламская диаспора Европы промолчала. Промолчала мусульманская община России. Промолчали и интеллектуалы. Это политкорректность.
Где сегодня эти ораторы? Почему отмолчались духовные авторитеты светских государств и светских раутов? Почему ни один из них так и не сказал очевидного: насильственное удержание в вероисповедании дискредитирует само понятие веры, это признак слабости учения, это признак тоталитарной секты, недостойный мировой религии.
Впрочем, один из ораторов напомнил о себе. Как раз в эти дни были оскорблены религиозные чувства известного российского исламского публициста. За неимением серьезного повода, сгодился клип поп-группы «Блестящие», построенный на восточных мотивах. О чем публицист бесстрашно рассказал в эфире радиостанции.
Интересно, какой повод вновь объединит интеллектуалов и богословов в призывах к политкорректности?