Сообщения из района катастрофы, вызванной ураганом «Катрина», напоминают о том, насколько тонок наносной слой цивилизации и насколько легко слетает он даже с людей, живущих в самом индустриальном из известных истории обществ. Стоит лишить человека крыши над головой, свободы автомобильного передвижения, электричества (от которого зависит защита от удушающей влажной жары), ограничить в еде и питье, а также убрать с улиц полицию, как он в течение 48 часов начинает вести себя, как движимое сиюминутными инстинктами животное. Не имея ничего против наших братьев меньших, напомним, что общество человеческое, если оно, конечно, желает оставаться обществом, отличается от стада именно системой правил общежития, которая тем сложнее и изощреннее, чем изощреннее и сложнее обсуждаемый социум.
Л. Февр заметил, что психологические отличия современного человека от обитателя средневековья обусловлены в том числе и тем, как эти индивиды воспринимают природные силы. Последний их лишь боится и вынужден мириться с наиболее грозными, да и просто неизбежными их проявлениями. Первый же не только уже давно не строит свою повседневную жизнь в зависимости от светового дня, не слишком мерзнет зимой и не так уж перегревается летом, но и гораздо меньше опасается непредвиденных капризов природы или стихийных бедствий, ибо стены его жилища крепки, а собственность – надежно застрахована. С помощью сего примера историк хотел продемонстрировать читателям, каково было жить без всех этих удобств нашим не таким уж далеким предкам. «Катрина» развернула данную картину в обратном направлении и со всей очевидностью показала нам, что зрелище это было малосимпатичное и что тешить себя тем, что мы-то – люди просвещенные и цивилизованные, пожалуй, не стоит.
Сообщения о панике, подогреваемой самыми безумными слухами, давке за водой, продуктами и в очередь на эвакуацию, беспричинно вспыхивающих драках, грабежах, насилиях, пожарах, действиях вовсе умопомрачительных (обстрел спасательных вертолетов – вынужденных в итоге сбрасывать груз с высоты), да и самый вид измученных и очень быстро доведенных до отчаяния людей доказал еще раз, насколько мы на самом деле близки к средневековью.
Справедливости ради стоит сказать, что вместе с поднявшейся водой Мексиканского залива всплыли и многие очевидные проблемы собственно Америки, не всегда различимые даже критичным сторонним наблюдателем. Известно, что в богатейшей стране мира достаточно бедных людей – но этого часто не видно, ибо граждан с разумным достатком гораздо больше, а в кварталы с выщербленными улицами и ободранными домами люди, даже проведшие всю жизнь неподалеку от них, попадают лишь по ошибке, подобно довлатовским героям. Известно и то, что беднота эта в основном – афроамериканская и что высоким уровнем образования она, увы, не отличается. И вот, когда стихия ударила по чуть ли не самым бедным районам Америки, оказалось что десятки тысяч людей либо не знают об эвакуации, либо не имеют возможности эвакуироваться (отсутствие во многих американских городах эффективной системы общественного транспорта – вопрос отдельный), либо попросту не верят в то, что говорят по телевизору белые дяди в галстуках и тети в брючных костюмах.
Чуть ли не самое шокирующее в происходящем для рядового американского телезрителя – все терпящие бедствие люди, на затопленных ли улицах Нового Орлеана, футбольном ли стадионе, где нашли приют более 20 тыс. чел., страдающих сейчас и от перегрева, и от недоедания, и от жуткой антисанитарии; все они обладают одним цветом кожи и цвет этот – черный. Очевидно и то, что полностью провалились традиционно недофинансирумые по сравнению с Европой социальные службы – среди умирающих на глазах пожилых афроамериканцев полным-полно прикованных к инвалидным креслам, нуждающихся в регулярном уходе (и в нормальной обстановке, скорее всего, его получавших). Ведь их кто-то был должен эвакуировать. Или мэр города считал, что их нужно только проинформировать – а дальше они сами пойдут?
Впрочем, почти полную неготовность к давно предсказываемой учеными (скучными, все время бормочущими про глобальное потепление, людьми) катастрофе продемонстрировали власти - и местные, и федеральные – такое ощущение, что FEMA (аналог российского МЧС) начала приходить в себя только через несколько дней после бедствия, и до сих пор ее действия координированы весьма слабо. Не добавило очков властям и то, что большая часть резерва Национальной Гвардии в пострадавших штатах – сил, чьей обязанностью как раз и является поддержание порядка и организация помощи в чрезвычайных ситуациях, – находится в Ираке и потому задействована быть не может.
Американцы отнюдь не склонны катить на свое правительство бочку по любому подручному поводу. В конце концов, «с Божией стихией царям не совладать». Но психологический удар оказался слишком силен – это видно по комментариям, исходящим с самых разных сторон политического спектра. Поскольку американцам привычно видеть себя неутомимыми борцами, успешно преодолевающими даже самые серьезные трудности. Десанты, спасатели, военно-инженерные части, раздача одеял, восстановление сетей электропередачи, эмоциональные повествования уцелевших счастливчиков – ко всему этому страна была готова. Но вместо этого она видит тысячи почти что брошенных на произвол судьбы людей: то скандирующих: «Помогите!», то доходящих до грани спонтанного, непонятно против кого направленного бунта, – десятки (сотни?) неубранных трупов, коронеров, идентифицирующих погибших на открытых автомобильных стоянках, ибо там больше солнечного света, полицейских, которым за малочисленностью отдан приказ не обращать внимания на мародеров, и кресты, коими отмечаются крыши домов, в которых обнаружены жертвы – дабы извлечь их тела, когда до этого дойдет очередь.
Не будем предсказывать сейчас, будут ли у наводнения политические последствия, а если будут, то какого именно характера. Но если американское население отреагирует на произошедшее, то реакция эта может быть столь же иррациональна, сколь невероятно было увиденное им за последние дни. В известном шведском детективе убийца ускользал от героев-сыщиков, чтобы быть затем приговоренным к пожизненному заключению за преступление, которого он не совершал. Если топор американского общественного мнения обрушится на Буша, то это может быть не в силу его реальных прегрешений, а потому, что люди не поверят в его сочувствие бедным и обездоленным, потому, что даже в глазах нейтральных избирателей его семья крепко ассоциируется с самым ненавидимым ныне институтом американской экономики – нефтяными компаниями, до предела взвинтившими в последние два дня цены на бензин.
Меня почему-то особенно тронула, быть может, не слишком уж значимая на фоне такого количества погибших история. В автобусе для эвакуируемых со стадиона в Новом Орлеане был маленький мальчик, которому не дали взять с собой собаку (животных – «не положено!»). Мальчик после этого почти захлебнулся в закончившейся рвотой истерике (то, что сообщение об этом попало в сводку новостей, уже свидетельствует о шоке и самого журналиста, и выпускающего редактора) и только повторял: «Снежок, Снежок!» Сцена почти фолкнеровская или уильямсовская – кстати, оба величайших американских писателя тоже прошли через необыкновенный, не исключено, что навсегда ушедший от человечества под воду город джаза, единственную легкомысленную пряжку на «библейском поясе» (Bible Belt) консервативных южных штатов.
Если все случилось как написано, то невелика цена такому спасению. Спасать ведь надо не только в физическом смысле, но, по возможности, и в психологическом. Не с крыши горящего дома, в конце концов, этот автобус уходил, можно было и исключение сделать для ребенка-то. Ибо человеку при прочих равных условиях важнее всего со-чувствие, со-страдание. Поскольку проявить их не так просто – потому они настолько драгоценны. Легко спасти умирающего от жажды, если у тебя в руках есть бутылка воды. А помочь отчаявшемуся, потерявшему надежду, можно лишь вообразив себя на его месте. Проявив именно те эмоции (отсутствующие в любых приказах и руководствах), которые и делают человека человеком. Даже в самые что ни есть средневековые времена.