Пребывая на Дальнем Востоке, Владимир Путин постоянно высказывается об отношениях России с её классическими союзниками — армией и флотом. Он вновь отчитал безответственных политиков (как нетрудно догадаться, прежде всего, из СПС и «Яблока»), которые агитируют за контрактность немедленно и в полном объеме: «у нас много на эту тему говорят. Очень многие, к сожалению, из тех, кто считают себя политиками, злоупотребляют даже этой темой, считая, что можно наговорить все, что угодно, наобещать все, что угодно, а что касается выполнения, то - наплевать, пускай другие выполняют, если смогут. Не смогут, значит будут виноваты. Ни я, ни руководство Правительства - мы не можем руководствоваться такими соображениями, потому что нам реально работать нужно. Нам результат нужен, а не просто разговор на заданную тему».

Результат нужен, куда же без него, но создается впечатление, что верховный главнокомандующий, который реально вооруженными силами занимается, и те, «кто считают себя политиками» и разводят болтологию, видят этот результат в общем-то одинаково, имеют одни и те же приоритеты и демонстрируют одинаковый подход к проблеме. Подход этот, вкратце, сводится к следующему. По песчаным дорожкам уютных военных лагерей, представляющим собой группы отдельных коттеджей для воинских семей, мимо играющих в салочки и классики веселых детей ходят в обнимку со своими спутницами жизни упитанные «солдаты-контрактники». Время от времени к ним подходят улыбающиеся вежливые прапорщики, которые елейным голосом вопрошают защитников Отечества: «Пан сержант, не желаете ли присоединиться к воинским упражнениям?», на что «пан сержант» отвечает, что вчера, играя в гольф за команду нашей части, растянул себе связки …

Это, конечно, утрированная картина, но она в духе рассуждение главковерха: «Первоначально казалось - достаточно просто увеличить денежное содержание, и все. Нет. Политики некоторые наши говорят: «Давайте мы за год все переведем на контрактную основу». Можно перевести за год на контрактную основу, но это будет дискредитация самой идеи. Вот ты правильно абсолютно сказал: приходят уже зрелые люди, молодые, но зрелые люди. 22, 23, 25 лет. Человеку семью надо заводить. Как ему жить и где ему жить? Сразу встает первый вопрос - жилье. Хотя бы что-то вроде общежития семейного типа нужно сделать. И казарму для этого перестроить недостаточно. Нужно строить новое. А как выясняется, что это нужно сделать, сразу появляется другая калькуляция. Оказывается, другие цифры совсем нужны на решение этих задач. И выясняется, что это требует тогда и определенного времени».

Из слов Путина создается впечатление, что вопрос о проведении или непроведении военной реформы, о сохранении призывного комплектования или перехода на контрактную основу — это вопрос бюджетной калькуляции на жилье для контрактников, которые, в отличие от призывников, не могут жить в казарме, ибо обременены семьями. Вопрос — а должен ли солдат-контрактник быть обременен семьей, и должен ли он вскакивать по тревоге из-под бока у жены, или с какого-нибудь более подходящего места, как-то не встает. Хотя в римской императорской армии, одной из лучших наемных «профессиональных армий», когда-либо существовавших в истории, солдат не имел права жениться до выхода в отставку, и от него требовалось сосредоточиться исключительно на воинской службе и военных упражнениях. Разницу между армией «контрактной», на которую упорно не хватает денег, и армией профессиональной, которую хотят получить в результате перехода на контрактную основу, наше общество, включая и известнейших и умнейших его членов, похоже, по-прежнему не сознает.

Во всех разговорах о военной реформе поражает то, что начинаются они или с денег, или с вопросов комплектования. Деньги, конечно, важны, поскольку излишние и неэффективные военные расходы никогда ни одной стране пользы не приносили. Комплектование еще важнее, поскольку ни одним нормальным родителям не хочется, чтобы их ребенок попал в устроенный дедами казарменный ад. Но разговор идет не о бюджете и не о сохранении подрастающего поколения, а о военной реформе, то есть о создании механизма, который, по выражению генерала Макартура, «существует для того, чтобы убивать людей и уничтожать вещи». А стало быть, начать следует с задач, затем перейти к тем способам, которыми она должна эти задачи решать, а потом уже к тому, как она должна быть устроена. Другими словами — начинать надо с военной доктрины.

Между тем военной доктрины у России сегодня нет. Ведь нельзя же назвать так те архиполиткорретные бумажки, которые за такую доктрину выдают. Мы не знаем, для чего нам нужна армия — для парадов, для приличия, для «миротворческих операций», али еще за какой надобностью. Начать приходится с банального утверждения, что армия нам нужна для того, чтобы воевать. И ни для чего другого. Армия, которая нужна России, — это армия, способная постоянно вести разнообразные боевые действия — мировые войны, локальные войны, «антитеррористические операции» и т.д. Нелепо закрывать глаза на тот факт, что, начиная года с 1939, наши военные непрерывно воевали то в одной, то в другой точке планеты, что Россия была в той или иной мере задействована в 50 войнах и конфликтах. В ХХI веке снижения военной напряженности в мире не предвидится. В ХХI веке российская армия будет воевать, воевать и воевать. Уже воюет.

Умирание старой советской армии — процесс вполне естественный и закономерный. Эта обширная и мощная структура была бюрократической организацией, находящейся в пределах стабильных естественных границ. Она создавалась под определенное геополитическое пространство, в котором можно было позволить себе возить танки на доработку из Украины в Армению и собирать подводные лодки в полупустыне. Для стабильного контроля и управления вооруженными силами на таком пространстве советская военная система была, наверное, неплоха. Теперь она невозможна и, мало того, вредна, поскольку «самореформирующаяся» постсоветская армия систематически уничтожает собственную боеспособность. Сегодня необходимо, чтобы реформирование армии наконец-то стало чем-то большим, чем просто разворовыванием имущества, накопленного в советские времена, чтобы прекратилось измывательство над солдатами, офицерами и, главное, национальной безопасностью.

Акции по строительству жилья для контрактников (заметим, для контрактников, а не для офицеров, которые действительно нуждаются в жилье) — это не совсем то, с чего нужно начинать перестройку армии. Паркетные генералы, сперва возражавшие против контрактного комплектования, поскольку это лишало их бесплатных трудармий, теперь с радостью ухватятся за эту идею, поскольку «транши» на строительство жилья, оборудование детских площадок, посыпание дорожек песком и прочие интересности вполне могут покрыть убытки от исчезновения бесплатной рабочей силы. 

Да, России для решения её военных задач нужна профессиональная армия. С этим согласны практически все. Концепция «вооруженного народа», возникшая в эпоху «восстания масс», концепция больших призывных армий, используемых как пушечное мясо на полях сражений, сегодня себя исчерпала. Но вот далее согласия в терминах дело не идет. Смысл в них вкладывается совершенно разный. Для большинства тех, кто сейчас выступает по этому вопросу, «профессиональная армия» — это армия наемная, куда идут добровольно и чтобы получать зарплату. Раньше солдат служил «подневольно», исполняя «почетную обязанность», теперь должен наниматься на работу и становиться служащим. Далее этого различия либеральная военная мысль в общем-то не идет. Да и зачем — аплодисменты переживающих за своих чад матерей призывников обеспечены — чего еще надо? Но «профессиональная армия» и наемная армия — это разные вещи, что хорошо чувствуют американцы, которых с их «профессионализмом» чаще всего и приводят нам в пример. В американском лексиконе словосочетания «профессиональная армия» нет. Слово «профессионал» относится только к тем людям, которые обладают особыми умениями и навыками, высоко квалифицированы, сознают свою работу как высочайшую ответственность перед обществом и составляют замкнутую касту или корпорацию. «Профессионал» в этом смысле — врач, юрист, священник — и офицер… Задача создания наемной армии и задача создания профессиональной армии — это две разные задачи. Контрактная система у нас введена еще в 1996 году, и сейчас у нас миллион контрактников (офицерский корпус, прапорщики, сверхсрочники, курсанты, многие сержанты и солдаты). А вот с военным профессионализмом дело обстоит очень и очень посредственно. Командиры «второй Чеченской» довольно единодушно утверждали, что солдаты-срочники намного охотней шли в пекло, рисковали жизнью, упорней сражались, чем обремененные семьями и думающие в основном о деньгах солдаты-«контрактники», к тому же, регулярно устраивавшие пьяные выходки. В этом смысле прошедший Чечню срочник был куда большим военным профессионалом, чем наемный военнослужащий, прятавшийся за его спину.

В России профессиональная армия была, в отличие от наемной, и с ней связаны многие знаменитые наши победы. Профессиональными были княжеские дружины средневековья, профессиональным было то воинство, которое постоянно находилось под рукой у великого князя. Профессиональную армию создал Петр Великий. Рекрутская система отбора в нее была довольно жесткой, но в этой армии война была профессией не только офицера, но и солдата.

Первым и главным условием профессионализации нашей армии является требование к профессиональному солдату уметь жертвовать своей жизнью и рисковать не меньше, а больше, чем «призывник». Наша армия делится на тех, кто в Чечне воевал, и тех, кто этой участи избег. И понятно, что первые в своем воинском мастерстве стоят значительно выше. Солдат — это тот, кто владеет искусством умирать и, разумеется, убивать. Чечню никто не отменял и никто пока не побеждал, и вряд ли эта проблема отпадет в ближайшее столетие. Из чего следует, что искусство умирать и искусство убивать – нравится оно кому-то или нет – будет востребовано и дальше, а значит военная реформа должна исходить из этого.