Вся проблема в том, что Ходорковский никто и звать его никак. Все попытки медийными средствами сгенерировать из него хоть сколько-нибудь выразительную личность провалились. Скромный, малоразговорчивый в редких интервью, на случайных фотографиях и вовсе держащий сигарету в щепоти большим и указательным пальцами как прораб на стройке, «самый богатый человек России» ещё до посадки производил впечатление «зиц-председателя». Пресса потешается над фиктивным руководителем одной из компаний Ходорковского – экс-дворником в начальной стадии олигофрении, однако сам глава ЮКОСа, пусть и будучи умом покрепче, действительно ли реально занимал те вершины, которые ему приписывают?
Технология трансформации простого советского человека, хотя и бойкого и амбициозного, но всё же ничем особенным не выдающегося, подвизающегося в райкоме комсомола на не самой высокой должности, в «олигарха», ворочающего миллионами, и его последующее падение поражают своей безыскусностью. «Его вели по бизнесу за ручку ещё с конца восьмидесятых, когда на него «повесили» более 120 кооперативов. А он решил, что он Билл Гейтс!» - так прокомментировал мне ситуацию один из топ-менеджеров российского предпринимательства, раздраженный тем, что «дело Ходора» в итоге аукнулось слишком многим.
Ещё до триумфального шествия демократической власти многие представители режима, на глазах становящегося «старым», решили подстелить соломки. Чутье подсказывало им, что вскоре бесконтрольное использование в личных целях финансов, недвижимости и прочих благ, записанных «общенародными», станет невозможным. Стало быть, пора переписывать все эти прелести на доверенных лиц, поскольку «светиться» самим по понятным причинам не хотелось.
Некоторые структуры, переписанные на уж полных бездарей, впоследствии развалились, однако «Менатеп», обласканный ещё позднесоветской властью, и ряд других, сказочно обогатившись на приватизации (т.е. слива им активов в обход других претендентов за символические деньги), выросли во флагманы капиталистического хозяйства. Возглавляли их люди не самые башковитые – до Березовского им было далеко, вовсе не «гениальные менеджеры», как их расписывали доброхоты, зато обладающие базовыми навыками «зиц-председателей» - умеренностью и аккуратностью. Впрочем, и работать им, конечно, приходилось: поддерживать уже налаженное производство, что-то даже модернизировать, душить не в меру ретивых миноритарных акционеров и вообще держать хвост по ветру.
Награда их была поистине царской. Если годовой доход западного топ-менеджера мог исчисляться миллионами долларов, а иных, имеющих свой процент с прибылей – и десятками миллионов, то нашим отстегивали сотнями миллионов – за риск и усердие. Но не более. Притом, что «Форбс» насчитывает им состояния многомиллиардные. Конечно, основная часть – в недрах, недвижимости, нефте- и газопроводах и прочей внеденежной форме. Но ведь в любом случае ежегодная прибыль оказывается в несколько раз больше реально полученного самими «олигархами». (Что хорошо видно по их расходам: свыше некоторого лимита этим «сверхбогачам» иной раз приходится и взаймы брать). Куда же идет разница?
Все дело в том, что демократия – в принципе дорогое удовольствие, а попытки ею манипулировать обходятся власти ещё на порядок дороже. За последнее десятилетие регулярные выборы на всех уровнях съедали миллиарды долларов. И на каждых выборах у власти были свои кандидаты, поддержка которых влетала в копеечку. На одном административном ресурсе далеко не уедешь, нужно ещё было оплачивать услуги политтехнологов и длительные пиар-акции на телевидении и в прессе, печатать плакаты и прочую наглядную агитацию, проводить митинги и подкупать избирателей натуральными подачками. Плюс широкомасштабное воровство, без которого не обходилась ни одна из вышеперечисленных операций.
О размерах денежных вливаний можно судить по медиаимперии Гусинского – одна только она всего за несколько лет всосала миллиард двести тысяч долларов в виде «кредитов», которые шустрый магнат отдавать и не собирался, прекрасно понимая, что на самом деле это не заем, а гонорар за услуги. Просто к определенному моменту власть научилась брать со своих наемников расписки. Мол, будешь лоялен – о «кредите» никто и не вспомнит, перестанешь «знать свое место» - предъявим всё к оплате. (Так и случилось!)
Для партий праводемократического спектра в роли денежного мешка выступал Чубайс и предприниматели, в своё время облагодетельствованные ещё Гайдаром. Коммунистам худо-бедно помогали усидевшие в своих креслах красные директора. А куда ж было бедной власти податься? Из бюджета много не выкроишь – и так невелик. Западные кредиты, выдававшиеся в начале девяностых, были растащены настолько лихо, что иностранным спонсорам ельцинского правления пришлось эту лавочку прикрыть. Попытка вытрясти методом кнута и пряника из карманов простых, неолигархических предпринимателей столь внушительные суммы пришибла бы на корню любой бизнес кроме сырьевого. Да и помимо предвыборных существовали ещё и текущие расходы, иной раз ведь депутатам приходилось приплачивать за прохождение конкретных законов и постановлений. Тут на всё не напасешься!
Именно на этот случай и были подготовлены «олигархи» - в качестве «живых консервов» демократического процесса. Финансирование ими неотложных нужд системы, направленных на самовоспроизводство, было неплохо налажено. Даже раздача взяток федеральным и региональным чиновникам вписывалась в общую концепцию: облагодетельствованные нимало не заблуждались на счет того, кому в действительности они обязаны этими доходами, и это служило дополнительным стимулом для них сохранять лояльность существующей государственной системе. При этом степень независимости и, соответственно, больший или меньший процент отчислений в государственный «общак» у разных «олигархов» были, разумеется, различными. И у формально первого номера Ходорковского эта независимость была, по всей вероятности, меньше, а проценты отчислений больше, чем у многих его «коллег по цеху». И когда он говорил о том, что не покупал футбольных команд, яхт и прочих атрибутов красивой жизни, то это вполне может означать, что он не всегда мог их себе позволить.
Все шло хорошо до тех пор, пока послушный комсомольский парвеню не захотел «кинуть» своих благодетелей, продав иностранцам лишь формально принадлежащий ему ЮКОС. (Возможно, его вдохновляли действия конкурентов из ТНК-ВР. Там, однако, дела шли вовсе не так однозначно. До сих пор неизвестны многие тонкости работы этого тюменско-британского гиганта, а, учитывая давние русские традиции по дележке вершков и корешков между мужиком и медведем, ещё неизвестно, кто остался в выигрыше и не стоит ли пожалеть британцев). Был предпринят ряд экономических и политических действий. В виде комплекса мер по предпродажной подготовке Ходорковский, во-первых, начал увеличивать прозрачность компании. Это шло вразрез с российскими установками на ведение бизнеса, но существенно повышало привлекательность для будущих западных покупателей – за кота в мешке давали куда меньше. Во-вторых, он стал прятать меньше прибыли, что обернулось дополнительными налоговыми тяготами. Но дело того стоило – опять же будущие покупатели убеждались в высокодоходности предприятия. Каждая сотня-другая миллионов дополнительных выплат повышала общую стоимость ЮКОСа на миллиард. (Вспомним, какими темпами она росла в 2002-2003 гг.)
Для страховки на политическом фронте производилось прикармливание различных партий и движений – от коммунистов до яблочников. Впрягание в единую группу поддержки Ходорковского пролетарского коня и интеллигентской трепетной лани говорило о полном отсутствии его собственных политических взглядов, но разок прокатиться на этом тандеме все же было бы можно. Заезд должен был стартовать в момент продажи компании, когда, получив «свои» миллиарды наличными, бывший «зиц» сделал бы власти ручкой и «ушел бы в политику», где достать его было бы сложно.
Общий расклад как будто копировал сюжет пьесы Островского «Банкрот, или Свои люди – сочтемся». Власть (купец Самсон Силыч Большов) объявила о своем фиктивном банкротстве и отказывалась в полной мере выполнять свои обязательства перед обществом по надлежащему содержанию граждан, науки, культуры, армии и пр. Ну, разве что из милости подбросит эдак по пятаку или гривеннику на рубль обязательств. «Дом и лавка», недра и финансы были переписаны на «шестерку» (приказчика Подхалюзина) – скромного малого, который «никому ничего не должен». А тот возьми, да и обмани хозяйское доверие.
На дворе, однако, век не девятнадцатый, а двадцать первый – наивностью Островского и не пахнет. Самсон Силыч сговорился с судейскими и те – цап-царап Подхалюзина, и на нары. Знай наших! Собственность вернули первоначальному держателю (т.е. государству), пусть и с помощью довольно топорной процедуры. Хотя, с другой стороны, кого стесняться!
Впрочем, как бы ни пострадал Михаил Ходорковский лично, гораздо важнее для государства, какой урок получат из «показательной порки» остальные Подхалюзины. Жестокое наказание вовсе не отменяет желания остальных избавиться от опеки надоевшего Самсона Силыча. И вовсе нельзя исключать, что, произнося правильные слова о верности государственным интересам, многие из них сейчас думают, что Ходорковский сыграл грубо, действовать надо было не тогда и совсем по-другому. И, пожалуй, развитие именно этого – главного для российской власти сюжета и представляет наибольший интерес после окончания суда.
