Стремительно убывающий уровень доверия к власти (не тот бессмысленный 70%-й, который считается на основе дежурных ответов на дежурные вопросы, а тот реальный, который вычисляется косвенным образом - по реакциям на какие-нибудь значимые события и по готовности подозревать и винить власть во всем) не мог не породить абсолютно предсказуемую реакцию на увольнение Л.Г. Парфенова с НТВ. Закрытие последнего общественно-политического оазиса на федеральных каналах было остро воспринято - как потому, что оазис и вправду был последним, так и потому, что хорошо укладывается в схему, заданную исторической памятью. Отставка Твардовского от "Нового мира" знаменовала бесспорный конец оттепели, и Леонид Геннадьевич оказывается вроде как Александром Трифоновичем наших дней.

Поддержанный историческими аналогиями образ безжалостного пресса, давившего, давившего и додавившего окончательно, столь впечатляющ и убедителен, что иные, не столь архетипические и несколько более приземленные объяснения случившегося подвергаются сильнейшему сомнению. Как потому, что со столь сильным образом им трудно конкурировать, так и потому что неполитическая в целом версия случившегося воспринимается как реабилитация и чуть ли не апология положения дел на телевидении - положения действительно запредельно безобразного. Между тем логики в таком восприятии немного. Например, утверждение, что в 1938 г. некто умер естественной смертью (вар.: стал жертвой несчастного случая, бытовой уголовщины etc.) не есть апология безжалостной борьбы с врагами народа, а всего лишь указание на то, что даже и в том году люди умирали не только в застенке и лагере, но также и на воле.

Действительно, спусковым крючком всей истории послужило политическое вмешательство со стороны органов, которые убедительно просили руководство НТВ не транслировать на европейскую часть России сюжет "Выйти замуж за Зелимхана". Вмешательство органов в работу ТВ - это, безусловно, как красная тряпка для быка, столь красная и для столь ярого быка, что содержательная суть проблемы, как правило, игнорируется. Между тем это, похоже, был тот самый довольно редкий случай, когда органам виднее. Ситуация с нашими людьми в Катаре довольно скверная, и принцип "не навреди" чрезвычайно уместен в случае, когда наши люди вполне могут подвергнуться злой смерти. Даже если речь шла о перестраховке, даже если было бы, допустим, всего 5% вероятности, что прикольный сюжет может ухудшить положение наших людей, вряд ли человек, обладающий умом и сердцем, решился ради одного прикола взять на свою душу ответственность за эти 5%. Если бы сюжет, который попросили снять, был бы действительно исполнен важного общественного смысла, тогда еще можно было бы говорить о какой-то коллизии между "Не могу молчать!" и соображениями безопасности наших людей. Но стандартный стеб - это как раз тот случай, когда вполне даже и могу молчать. Одно стебалово заменяется на другое, и никто того не приметил - зато на душе как-то спокойнее.

Конечно, если придерживаться того обратного общего места, что органам не виднее никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах (из чего логически следует, что они должны быть немедленно и навсегда упразднены - заодно подадим и пример всему остальному миру), тогда просьба снять сюжет - возмутительное надругательство над святой свободой. Если чуть вникнуть в суть вопроса, поводов для горячности делается меньше.

Впрочем, на том все политическое вмешательство и закончилось, и для понимания дальнейших событий вряд ли стоит умножать сущности без острой на то необходимости. Затем пошел внутрикорпоративный конфликт, в ходе которого всем его участникам попала шлея под хвост - с надлежащими последствиями. Mutatis mutandis это можно сопоставить с периодом между 28 июня и 1 августа 1914 года, когда императоры, короли, президенты и премьеры, отнюдь не желая мировой бойни, усиленно разводили понты и крутили пальцами, показывая свою крутизну - и докрутились. Взаимный блеф, желание показать, кто в доме хозяин, "ах, вы так - а мы так!" - и нашла коса на камень. По крайней мере историческая наука, анализируя события лета 1914 г., как правило, обходится без версии насчет иудомасонских заговорщиков, развязавших войну, ограничиваясь более приземленным "все крупно переблефовали и крупно просчитались". Понятно, что Парфенов - не Вильгельм II, Герасимов - не Николай II, а Сенкевич - не Франц-Иозеф I, не та должность и не те манеры, но структурно развитие конфликта аналогично.

До сих пор Л Г. Парфенов был неприкасаемой личностью на НТВ, откровенно третировавшей злосчастного проктолога Н.Ю. Сенкевича. Публичный комментарий Парфенова насчет руководства НТВ поставил вопрос ребром. Либо структура управления НТВ преобразывается так, что Парфенов делается всевластен и непогрешим, а Сенкевич и Герасимов отныне никто и звать их никак, либо происходит строгое укрощение Парфенова. Моделируя то, что мы видим на выходе из черного ящика, можно предположить, что Парфенов решил сыграть ва-банк - "Куда вы без меня денетесь!" - и тем самым сорвал резьбу. В ответ на что-нибудь вроде "Или я, или..." ему сказали "Или". Исход в принципе не фатально неизбежный. Парфенов мог не так сильно показывать проктологу и Герасимову, кто он, а кто они. Руководители НТВ могли ограничиться строгачом с занесением, передав ход Парфенову и предоставив ему, по-преферансному говоря, самому разыгрывать второго короля. Но для того - разум нужен, а степень взаимной любви там была такова, что разум у всех сторон играл весьма подчиненную роль.

Говорить, что корпоративная этика тут полностью притянута за уши - лишь бы замаскировать руку Кремля - значит следовать принципу "если факты и логика противоречат теории, тем хуже для них". Корпоративная этика есть объективно наблюдаемое явление. Герасимов и Сенкевич совсем не изверги естества, среди руководителей наших СМИ (не говоря уже о корпорациях вообще) есть такие запредельные уроды, на фоне которых оппоненты Парфенова выглядят адамантами премудрости, - но много ли мы слышим от сотрудников соответствующих корпораций нелицеприятных и публичных речей насчет того, кто есть ху? Явный дисбаланс между объективной реальностью и речами от сотрудников доказывает, что данный механизм есть и он работает, и не случайно нарушение Л.Г. Парфеновым сухаревской конвенции осудил даже редактор "Эха Москвы" А.А. Венедиктов - "Великая в обычае есть сила. Привычка людям кнут или узда".

Хороша ли корпоративная этика как таковая - другой вопрос. В самом сжатом виде она сводится к формуле "Я - начальник, ты - дурак", что даже и совершенно нетворческой личности, не являющейся при этом начальником, не всегда нравится, а уж творцам и гениям - наипаче. С другой стороны, ревизия этой формулы и приведение ее к виду "Ты - начальник, ты - дурак", что, судя по всему, имело место на НТВ, плохо способствует управляемости хозяйственного субъекта и даже может привести его к быстрой гибели.

В любом случае никто не говорит, что корпоративная этика - вещь самая приятная. Необходимая - пожалуй, но как до тебя самого коснется - радости мало. А уж столкновение корпоративной этики со звездной болезнью - это такая гремучая смесь, что никаких кремлевских взрывотехников не надо, сама сдетонирует.

Другое дело, что внутренняя склока не должна была совсем уж заслонять от взгляда участников общеполитический контекст. При том, что творится на телевидении вообще, любой сколь угодно внутренний конфликт, вылезши наружу, был бы очень многими однозначно интерпретирован как очередное преступление кровавых жидочекистов. Руководство федеральным каналом - дело все-таки отчасти политическое, и можно было держать в уме "понимаешь сам, какую оценку Би-би-си дадут подобному факту". Конечно, тут легче советовать, тем более задним числом, нежели принимать решения. Власть сама объективно создала такую обстановку вокруг телевидения, при которой ей было необходимо денно и нощно молиться о здравии и благоденствии Л.Г. Парфенова и лично сдувать малейшие пылинки с его светлого ареола - ибо во всяком телевизионном соблазне теперь положено винить ее. При том, что быть пожизненным заложником прикольных изысков мэтра - тоже состояние довольно глупое. Куда ни кинь - все клин, и у власти все выходы получались плохими. Понимал ли это Парфенов и придавало ли это ему смелости, или же попадание шлеи под хвост случилось в неотрефлексированном режиме, мы не знаем, но вообще-то участники распри все же могли бы, чуть охолонув, сообразить, какой первостатейный соблазн они учиняют, и разрешить свои отношения чуть более лицемерным (и тем самым - пристойным) образом.

Но, как бы то ни было, самое во всем этом печальное - это исходная причина, прикольное интервью с яндарбиевской вдовой. Пойти в последний и решительный бой, хлопнуть дверью ради того, чтобы высказать, прокричать что-то нужное, важное, заветное - это одно. Помирать - так с музыкой, и зато будет знатный кегельбан. Но последний и решительный бой ради очередного пустейшего постмодернистского прикола - это как-то и скучно, и грустно.

Блаженны изгнанные за правду, а теперь блаженны изгнанные за постмодернизм. Так исправляется наш век.