Термин "международный терроризм" чаще всего толкуется превратным образом - что где-то сидит "старец горы", похожий на Бен Ладена, и составляет злодейские планы, а его международные подручные по всему миру эти планы исполняют. То есть имеется международная преступная организация с четкой структурой и верховным руководством. А поскольку обнаружить структуру и руководителей не получается, скептики указывают, что международный терроризм - не более чем миф, придуманный для оправдания не знающего границ силового вмешательства великих держав.
Между тем смысл термина несколько другой. Терроризм называют международным не потому, что он - хорошо организованная трансграничная структура (хотя порой тоже не без этого), но скорее потому, что он похож на текучую субстанцию. Если где-то в одном месте вода промыла брешь, она сквозь образовавшееся отверстие тут же растекается по земному пространству. Частный прорыв немедленно делается всеобщим. Такая сверх- (или, по крайней мере, очень быстрая) текучесть существенно отличает терроризм от преступности вообще, которая развивается по преимуществу локальным образом. И новый преступный опыт распространяется не сразу и не повсеместно, и взлет преступности в одной стране (или даже в одном из регионов страны) совсем не обязательно тут же отдается в других странах (resp.: других регионах). Успехи терроризма отдаются сразу - на то он и всеобщий.
То, что происходит сейчас в Италии, от граждан которой захватившие заложников иракские бойцы требуют проведения в Риме и иных крупных городах массовых манифестаций с требованием выйти из антиииракской коалиции, - пример как раз такой быстрой текучести, ничто не пропадает втуне, но все идет в копилку всемирного национально-освободительного движения, оно же - терроризм.
Первый раз требование устроить свободную демонстрацию насилуемых прозвучало в дни "Норд-Оста". На первый взгляд, Арби Бараев (или те, кто за ним стоял) придумали нечто странное. Уличная манифестация по определению рассматривается как свободное выражение мнения граждан, и свободное волеизъявление, вынуждаемое открытой угрозой убийства, есть contradictio in adiecto. Даже в лучшие сталинские (или чучхейские) времена массовые акции изображались совершенно добровольными, и невозможно себе представить, чтобы возможные санкции за неучастие оглашались для всемирного сведения.
Но, если вдуматься, в этом есть своя логика. При обычном захвате заложников, не сопровождаемом такими придумками, нет возможности массового тиражирования стокгольмского синдрома и показа массовой любви изнасилованных к своим палачам. Требование широчайших манифестаций в поддержку террористических ультиматумов - это требование массовой и публичной присяги новым хозяевам страны. Не тем, которые сидят в президентских дворцах и премьерских резиденциях, не зная что делать, а тем, кто показывает, что может вить веревки из граждан, подвергшихся нападению. "Честь родины, достоинство нации, сплочение в тяжкую минуту вокруг законного правительства, - если хотите жить, забудьте про все это. Мы, играющие жизнью ваших соотечественников, - мы и есть ваше единственное правительство, а теперь марш на площадь!".
Вражеская нация должна быть публично обесчещена. В дни Древнего Рима это называлось "провести под ярмом". Теперь, спустя две тысячи лет, под ярмом должны пройти граждане Рима. А затем - еще одной и еще одной великой европейской столицы. В той последовательности, которую варвары сочтут нужной. Полтора года назад в Третьем Риме массовое шествие под ярмом не состоялось, что ж, попробуем, как оно в Риме Первом.
Но до столь решительного требования сегодня дело могло бы и не дойти, если бы Италию не предали иберийские союзники. Испанские манифестации в знак протеста против 11 марта изначально не были шествием под ярмом - они были протестом против национально-освободительных зверей в человеческом облике. Но когда сразу после всеобщих выборов 14 марта победившая коалиция объявила о намерении немедленно вывести войска из Ирака, - то есть открытым текстом сказала террористам: "Взрывая поезда с нашими согражданами, вы поступаете целесообразно, потому что теперь мы склоняемся перед вашей волей", - после этого и уже состоявшиеся манифестации задним числом превратились в шествие под ярмом.
После побед хочется еще побед, после шествий - новых шествий, и гордые испанцы ("лучше умереть стоя, чем жить на коленях" - давно ли было сказано?), вылизавшие сапоги арабам, тем самым подтолкнули их на новые задумки. Теперь - в отношении Италии. Терроризм - он международный.
Безусловно, желающие мира любой ценой и желающие жить любой ценой всегда самым убедительным образом объяснят, что их благородные убеждения - сами по себе, а интересы и замыслы террористов - сами по себе, и негоже насильственно впихивать и то, и другое в единый контекст - надо от него абстрагироваться.
Конечно, можно абстрагироваться от контекста, но беда в том, что контекст от вас не захочет абстрагироваться. Убедительно рассказывать можно все, что угодно, но все равно сдача одного участка крепостной стены означает прорыв варварской орды в город. Терроризм международный, и все наследники Рима обречены вместе победить или вместе погибнуть.
