Почти одновременно суды присяжных вынесли два обвинительных приговора по весьма громким делам.
На процессе по делу ученого Игоря Сутягина, обвинявшегося в государственной измене, коллегия присяжных признала его виновным по всем пунктам. При этом 8 из 12 присяжных сочли, что Сутягин не заслуживает снисхождения. А в Мосгорсуде присяжные признали виновной в терроризме жительницу Чечни Зарему Мужихоеву, которая летом прошлого года пыталась взорвать бомбу в ресторане в центре Москвы.
Оба этих дела были далеко не простыми. И решения по ним вызвали бурную реакцию в СМИ. Присяжных уже обвинили и в примитивном патриотизме, и в презрении к правам человека, и в том, что они попали под влияние прокурора - по делу Сутягина; и в непонимании последствий, и в жажде месте, и в обывательских страхах – по делу Мужихоевой. Однако в случае, если бы вердикт выносили не присяжные, а просто судьи, градус возмущения правозащитников и прессы был бы куда большим. Впрочем, это не единственное и даже не главное, что определило значение суда присяжных на этих процессах, но об этом чуть ниже.
Против Игоря Сутягина, заведующего сектором военно-технической и военно-экономической политики Института США и Канады РАН, были выдвинуты обвинения в передаче секретных сведений представителям британской консалтинговой фирмы Alternative Futures (которую ФСБ считает связанной с разведслужбами США). Сутягин признал, что сведения передавал и даже получал за них деньги, однако виновным себя не считает, потому как все эти данные находились в открытом доступе. Обвинение напирало на то, что он информацию, имеющую гриф секретности, передавал и получил за это деньги, защита напирала на то, что данные были в открытом доступе. Первое что приходит на ум: зачем кому-то платить за информацию, находящуюся в открытом доступе? Здравый смысл, коим (как им и положено) и руководствовались присяжные, приводит к мысли о том, что, скорее, прав прокурор и что-то тут неладно. Задача адвоката была дать такой ответ на этот вопрос, при котором здравый смысл заставил бы присяжных встать на сторону Сутягина. Судя по вердикту, защитник со своей задачей не справился.
С делом Мужихоевой история тоже весьма непростая. Она должна была взорвать себя в людном месте, но этого не сделала: то ли испугавшись, то ли замешкавшись. Взрывчатка на ней была настоящая – при ее разминировании погиб сотрудник правоохранительных органов. Задание у нее было настоящее. Адвокаты пытались доказать, что она умышленно плутала, пытаясь спровоцировать свой арест, а значит сознательно сорвала задание. Прокурор пытался доказать, что она именно что не могла решиться и немного растерялась, но если бы не случайность, произошедшая в кафе, устроила бы взрыв. Присяжные – жители Москвы, где и должен был произойти теракт, - решили, что она виновна, и не нашли причин для снисхождения, даже учитывая сотрудничество обвиняемой со следствием.
Они, конечно, могли бы задуматься над тем, что если бы наказание Мужихоевой было бы не столь сурово, то и другие смертницы могли бы начать сдаваться вместе с поясами шахидов, но могли также подумать, что отпущенная Мужахоева в следующий раз будет проворнее и взорвет себя в «людном месте». Или о том, что теперь организаторам терактов будет проще уговаривать исполнителей: если поймают, то много не получишь, а если все удастся, то попадешь в рай.
При этом, в отличие от мнения того или иного журналиста, мнение присяжных – вердикт, на основании которого суд будет решать судьбу девушки и от которого зависят все возможные последствия.
Можно ли взваливать на плечи простых людей такой груз ответственности? Не слишком ли опасное развлечение суд присяжных? До недавнего времени суд присяжных более всего поддерживали «либералы», надеясь, что он будет выносить направо и налево оправдательные приговоры, но теперь, после нынешних вердиктов, они задались вопросами про ответственность и неподготовленность непрофессионалов к решению столь важных вопросов. Сторонники же ужесточения наказаний, наоборот, вдруг полюбили суд присяжных и теперь почитают его за глас народа, который, как известно, – глас Божий.
При этом почти никто не заметил, что перипетии нынешних процессов неожиданно стали предметом особого внимания простых обывателей. Дела Сутягина и Мужихоевой обсуждались далеко не только пикейными жилетами (они-то как раз почти и не говорили о них), а именно в самом широком кругу. На эти обсуждения приходилось натыкаться на самых разных форумах в Интернете, о них говорили на кухнях и в метро, об этих делах судачили водители такси. Люди восприняли суд присяжных как серьезное дело. Суд перестал быть для них внеположным и чужеродным самодействующим механизмом. Создалось такое ощущение, что каждый примерял себя на место присяжного: на его месте мог оказаться и я, что бы тогда я решил? То есть, пошел процесс, который важнее любых конкретных решений и любых даже самых профессиональных разговоров о судебной реформе. В России начало меняться отношение к суду.
Суд никогда не воспринимался местом, где вершится земная справедливость. Суд воспринимался именно как абсолютно чуждый человеку механизм, где закон, власть и обстоятельства смешиваются столь причудливо, что ни о какой справедливости и говорить невозможно. Отсюда и осознание того, что закон и справедливость не связаны, что справедливость земная, по крайней мере, невозможна вовсе, либо принципиально внеположна закону и какой-либо процедуре.
Теперь же появился шанс, что суд присяжных, который неожиданно оказался воспринятым народом, изменит эту почитавшуюся роковой и непреодолимой «российскую особенность». Только не дай Бог теперь делать из судов присяжных профанацию. Слишком велика ставка. Не дай Бог начнутся очевидные манипуляции решениями присяжных, не дай Бог начнут при «неудобном решении» менять составы коллегий или так составлять сами коллегии, что и без всяких СМИ ясно будет, что все это подстава. Никакие резоны этого не оправдают.