В свою нынешнюю поездку в Соединенные Штаты российский президент сумел вместить столько, сколько, пожалуй, ни в одну предыдущую. Недаром "Уолл Стрит Джорнал" разивала тему «шизофренической дипломатической активности Путина».
Что касается главной части визита – переговоров с Дж. Бушем - набор вопросов был предсказуемым и разбивался на два основных блока: безопасность и экономика, как представляется, с перевесом в пользу первого. Похоже, проблем, по которым категорически не удалось сблизиться, не было. Не было и горьких интонаций, которые прорывались на других «примирительных» постиракских саммитах Буша, например, с Шираком. То, что после периода серьезных взаимных претензий по поводу Ирака удалось поговорить обо всем и по делу, и по душам – очень хорошо. Аналогичные встречи немцев и французов прошли более натянуто.
Для нас очень весомо, особенно на фоне антироссийской кампании в американской прессе, прозвучало заявление Буша о терроризме в Чечне как части мировой проблемы, которую вместе решают США и Россия. Про Иран и Северную Корею согласились, что обеим странам нельзя позволить приблизиться к обретению ядерного оружия. Дипломатия формулировок не совпадала в оттенках. Буш был категоричен и прям, Путин говорил о том, что сигнал Ирану должен быть «предельно уважительным», а «разблокирование ситуации» в Корее должно сопровождаться «гарантиями безопасности» северянам. Относительно Афганистана и сотрудничества по его поводу в прилегающей центральной Азии, похоже, царило полное согласие. Не случайно, когда Путину понадобился пример абсолютного позитива, он рассказал, не без попытки заинтриговать, о выходе на него неких антиамериканских сил в начале войны с талибами и о том, что если бы не союз двух стран, воплощенный союзом двух лидеров, результаты афганской операции могли быть иными.
По Ираку Бушу явно удалось добиться смягчения нашей позиции, тем более, что мы только и ждали, чтобы смягчиться. Наши формулировки, обнародованные и на Генассамблее, и в заявлениях после саммита и впрямь звучат менее категорично, чем французские или немецкие. Главное, что привлекло внимание, – слова российского президента о том, что восстановление Ирака – процесс сложный, который должен развиваться постепенно. Многими комментаторами это было воспринято как согласие на долгий и поэтапный переход от прямого администрирования силами коалиции к иракским центральным органам власти. Правда, о поэтапности речь шла в ответе на вопросы, а в прочитанном заявлении – только о скорейшей нормализации, что можно понимать и в смысле безопасности, и в смысле государственного строительства. Мы, безусловно, не отступили от своей позиции вернуть процесс в международно-правовые рамки ООН, но при этом согласились всячески помогать американцам найти такие формулировки проекта резолюции, которые помогут нам и европейцам постепенно подключиться к процессу.
В целом визит Путина оказался более содержательным, чем это могло показаться. Некоторые обозреватели зря корили выступление Путина на Генассамблее за недостаток конкретики. В нем прозвучал вполне четкий призыв к модернизации ООН, Совета Безопасности, миротворческой деятельности, что из уст главы одного из постоянных членов Совбеза звучит достаточно весомо. То, что американская газета назвала «шизофренической дипломатической активностью» - встречи с Кофи Аннаном, Шредером, Шираком, лидерами Индии, Бразилии, Эстонии и Алжира, - дало свои очевидные результаты.