О 60-летии битвы за Днепр никто не собирается вспоминать. Причем отнюдь не потому, что для России это теперь иностранная река, а Украина, расставаясь с «наследием прошлого», мягко говоря, несколько перегибает палку. Фактическое игнорирование периода Великой Отечественной между Курском и Берлином сложилось в советский период, и нынешняя историография просто продолжает эту традицию. Между тем, именно этот «выпавший период» был, пожалуй, лучшим в истории российской армии со времен Суворова. Больше не было не только страшных поражений, как в 1941-42 гг., но и завал противника трупами перестал быть практически единственным способом достижения победы. Хотя численное преимущество никуда не делось, но и «умение», наконец-то, появилось. Впервые это проявилось на Днепре осенью 1943 г.
Под Курском обе стороны понесли потери, многократно превысившие самые худшие ожидания. Советская армия утратила значительную часть своего наступательного потенциала, Вермахт лишился его навсегда. Советское наступление на Левобережной Украине шло гораздо более низкими темпами, чем планировала Ставка, однако для немцев и такое наступление уже было проблемой, удерживать фронт становилось всё труднее. В итоге среди немецкого генералитета возникла естественная мысль укрыться за «противотанковым рвом шириной 3 км», как они называли Днепр. Главным проводником этой идеи стал Манштейн, который в тот период командовал группой армий «Юг».
Днепр сам по себе является труднейшим препятствием для войск, причем ситуация в данном случае усугублялась для нас тем, что, как положено рекам Северного полушария, он имел крутой правый, т. е. западный берег. Если этот берег еще и хорошо укрепить, то форсирование реки в направлении с востока на запад становится сверхтрудной задачей. Немцам удавалось месяцами и годами удерживать гораздо менее удобные для них в географическом отношении плацдармы (Ржевско-Вяземский, Демянский) против многократно превосходящих сил Красной армии. За Днепром они планировали держаться «вечно». При этом надо учитывать, что за счет железной руды криворожского бассейна, марганца, меди и никеля Запорожья и Никополя покрывалось до 30% потребностей Германии. Сдавать их немцы никак не хотели.
Разумеется, вечно просидеть за Днепром немцам бы не удалось. Во-первых, их можно было бы обойти с севера, через Белоруссию, во-вторых, наши, в конце концов, проломились бы «в лоб». Однако оба варианта потребовали бы очень много времени, а второй, к тому же, колоссальных даже по нашим понятиям жертв. Второй фронт сокрушить Германию бы не смог. Более того, если бы Советская армия застряла на Днепре, Второй фронт, скорее всего, вообще не был бы открыт, англичане и американцы ограничились бы достаточно безопасным как для них, так и для немцев воздушным наступлением. Что касается Итальянского ТВД, он доставлял больше проблем союзникам, чем немцам.
Проблемой Вермахта было то, что Днепр, два года находящийся в глубоком немецком тылу, никак не был укреплен. Главное командование сухопутных войск только к 12 августа 1943 г. завершило проект создания “Восточного вала” (системы укреплений на правом берегу), однако реально не было сделано ничего. Тем не менее, даже чисто географических обстоятельств было достаточно для эффективной обороны правого берега. Впрочем, войск для этой обороны в начале осени 43-го у немцев тоже не было, они находились на левом берегу, пытаясь сдержать советское наступление. Гитлер требовал удерживать каждую пядь земли, невзирая на обстоятельства. Манштейн требовал либо резервов, либо права на отход за Днепр. Гитлер соглашался предоставить резервы, в реальности же либо не давал ничего, либо нечто чисто символическое. В середине сентября немецкий фронт начал разваливаться, и Манштейн известил Гитлера, что отдаст приказ отходить за Днепр по собственной инициативе. После этого Гитлер смирился и 15 сентября 1943 г. отдал приказ об отходе.
Отступающая немецкая группировка имела почти 1000 км по фронту, включала 4 армии и до миллиона человек. Отход такой массы войск через 6 переправ под давлением превосходящих сил противника был сам по себе сложнейшей задачей, а немцы, кроме того, осуществляли тактику «выжженной земли», пытаясь не оставить Советской армии ни людей, ни промышленности, ни даже скота. Операция была проведена, в целом, весьма успешно. Вермахт оставался, несмотря на огромные потери, безупречно функционирующим организмом, к тому же солдатам и офицерам очень помогала вера в «светлое будущее». Немецкая пропаганда, говоря современным языком, «отпиарила» «Восточный вал» по полный программе, отступающие войска верили, что теперь они смогут занять хорошо подготовленные позиции или вообще отдохнуть в тылу. Они не знали, что никакого вала нет и что оборонять правый берег должны были они же. Перед Днепром немецкий фронт «свернулся» к переправам, между ними на левом берегу немецких войск уже не было, а на правом еще не было.
Разумеется, вышедшие к реке советские войска не имели никаких специальных переправочных средств, но упускать момент было нельзя, и его не упустили. Переправа через «трехкилометровый противотанковый ров» началась с ходу на подручных средствах, т.е. лодках и плотах. Это было чисто по-суворовски, русский солдат должен был пройти везде. В результате вместо форсирования с запредельными жертвами получилась, по сути, переправа, когда единственным препятствием была сама река. В течение сентября на западном берегу Днепра было создано 23 плацдарма, причем практически все они были обнаружены немцами только тогда, когда русские уже выбивали их с позиций. Таким образом, «Восточный вал», даже если считать таковым крутой берег сам по себе, перестал существовать мгновенно. Собственно, он даже и не начинал своё существование.
Основными плацдармами стали Букринский и Лютежский. Букринский плацдарм севернее Канева был создан в ночь на 22 сентября силами одной роты. Лютежский плацдарм к северу от Киева создали утром 27 сентября 22 советских бойца. Эти несколько десятков солдат и сержантов, имен и фамилий которых ни в Союзе, ни в России никогда никто не знал, уничтожили надежды Гитлера создать «крепость Европа». Вермахт предпринял колоссальные усилия для ликвидации плацдармов, но русские, если уж вцеплялись в землю, держались до конца. При этом сам факт наличия плацдармов на правом берегу позволял наращивать на них силы в режиме переправы, а не форсирования, что экономило колоссальное количество жизней и времени.
Поначалу главным плацдармом для наступления Ставка считала Букринский, где за 2 недели были сосредоточены 3 армии, в т.ч. 1 танковая. Однако в первой половине октября атаки с него оказались безуспешными. Поэтому в Москве чуть ли не впервые за всю войну решили перестать биться головой о стену. 18 октября было принято решение перебросить силы на Лютежский плацдарм. Перегруппировка началась в ночь с 25 на 26 октября. Были переброшены 3-я танковая армия, артиллерийский и стрелковый корпуса, которые должны были переправиться обратно на левый берег, совершить по нему марш и вновь перейти на правый, причем скрытно для немцев. Операция была проведена за 7 ночей с соблюдением полной маскировки. Все средства связи перебрасываемых частей и соединений остались на Букринском плацдарме, они продолжали активный радиообмен. Вместо техники оставили макеты. В результате немцы ничего не обнаружили, хотя грандиозная операция проводилась, фактически, в пределах их прямой видимости. Наступление с Лютежского плацдарма началось 3 ноября, через 3 дня был взят Киев. Хотя в низовьях Днепра немцы продержались до весны 1944 г., река как оборонительный рубеж своё значение утратила, поскольку советские войска могли свободно действовать на ее правом берегу.
Итогом Сталинграда и Курска стало понимание того факта, что немцы не смогут выиграть войну. Мгновенный крах днепровского оборонительного рубежа показал, что им не удастся отсрочить своё поражение на хоть сколько-нибудь заметный срок. Именно теперь Германия потеряла всякие перспективы и могла капитулировать «с чистой совестью». Разумеется, немцы этого не сделали, позволив Советской армии одержать еще несколько выдающихся побед, которые, как и Днепровская, были забыты советскими историками.
