Борьба с терроризмом – важнейшая государственная задача. Охрана отечественных биоресурсов – задача почти столь же важная. Однако любая идея, доведенная до абсурда, превращается в свою противоположность. Учения, проведенные в эти дни на Дальнем Востоке, могли бы иметь девизом пословицу про дурака, которого заставили молиться Богу.
Изначальная легенда учений была очень разумной. Подразумевалось, что органы власти и силовые структуры Дальнего Востока должны быть готовы к войне на Корейском полуострове, в том числе и с применением ядерного оружия. Однако затем начался полный бред – на Тихоокеанский флот начали вешать задачи борьбы с террористами и с браконьерами.
Излишне даже объяснять, что для решения обеих задач не требуются подводные лодки, ракетные крейсера, эсминцы, противолодочные корабли, да и вообще флот тут ни при чем. С браконьерами борются пограничники, легкие силы флота могут их разве что подстраховать в отдельных случаях. К борьбе с терроризмом флот может иметь отношение только в том случае, если террористы высаживаются с моря либо действуют непосредственно против флота (как в случае с американским эсминцем в Йемене). Смысл устроенного на Дальнем Востоке фарса непонятен. Флот должен был отрабатывать свойственные ему задачи, а не мифические.
Впрочем, кульминацией абсурда стали два мероприятия с участием министра обороны Сергея Иванова. Сначала стратегический бомбардировщик Ту-160, на котором он якобы выполнял должность второго пилота, отрабатывал атаку браконьерских шхун (интересно, применение какого оружия подразумевалось в данном эпизоде?), а затем уже на суше министр обороны ядерной державы руководил освобождением железнодорожного моста от 12 террористов.
Заключительным аккордом учений стала гибель двух Ми-24 из состава 319-го вертолетного полка боевого управления, базирующегося на аэродроме Черниговка. Организаторы учений, видимо, решили продемонстрировать мастерство летчиков перед московским начальством. Вот и продемонстрировали.
С большой долей уверенности можно предполагать, что причиной катастрофы стало отсутствие у пилотов летной практики. Конечно, в наших ВС с этим вообще большие проблемы, но ситуация с армейской авиацией заслуживает отдельного упоминания. Прошлогоднюю передачу авиации в состав ВВС можно было бы считать целенаправленным вредительством, если бы мы не имели представления о технологиях принятия решений в нашем военном руководстве. Они это сделали не со зла, а от души. Таким чудовищным образом все вертолетчики страны были наказаны за гибель Ми-26 над Ханкалой.
Даже передача в состав ВВС войск ПВО страны, случившаяся в начале 90-х, вряд ли была целесообразной. Объединение это произошло под эгидой ВВС, что естественным образом привело к деградации ЗРВ и РТВ – более дешевых и более эффективных, по сравнению с авиацией, средств борьбы с воздушным противником. Причем в ближайшие годы значение наземной компоненты в нашей системе ПВО должно бы было только увеличиваться, поскольку здесь мы еще сохраняем мировое технологическое лидерство. В авиации же мы, в лучшем случае, будем отставать от американцев на многие годы, в худшем – отстанем навсегда. Однако у наших военных доминирует ведомственный подход, а не интересы дела.
Передача же в ВВС армейской авиации является очевидным шагом назад в развитии Вооруженных сил вообще. Обоснованием для него послужил тот замечательный факт, что вертолеты имеют свойство летать. С таким же успехом можно, например, десантные корабли передать Сухопутным войскам на том основании, что они высаживают пехоту на берег. Вертолеты – важнейшее оружие Сухопутных войск. Это и транспортное, и ударное средство. Все конфликты последних десятилетий (Вьетнам, Афганистан, Ирак, Чечня и т.д.) демонстрируют решающую роль вертолетов в действиях сухопутных войск. Если оружием-символом Великой Отечественной считается танк Т-34, то таким же символом афганской и чеченской войн очевидно является Ми-24. При этом вертолеты решают задачи исключительно в интересах Сухопутных войск (в отличие от ВВС, решающих гораздо более широкий спектр задач) непосредственно над полем боя и в ближайшем тылу. И степень взаимодействия вертолетов с наземными подразделениями такова, что они не могут быть переданы совершенно другому ведомству.
В ВС США, которые постоянно совершенствуются и очень быстро учитывают как свой, так и чужой боевой опыт, бригады армейской авиации уже давно включены непосредственно в состав дивизий СВ (в 101-й воздушно-штурмовой – две бригады, во всех остальных – по одной), что представляется наиболее оптимальным в условиях современной войны. Мы, конечно, пошли своим путем. ВВС не имеют ни малейшего опыта применения вертолетов и даже кадровых структур для управления ими. Вполне очевидно, что летчики не будут тратить выделяемые им лимиты горючего на чуждых вертолетчиков. Ми-8 и Ми-26 еще могут быть использованы в качестве воздушных извозчиков в интересах начальства ВВС, а уж боевые Ми-24 им точно не требуются. С точки зрения военно-воздушного руководства, эти машины просто дублируют штурмовики Су-25. Поэтому летать они не будут.
У военнослужащих федеральных сил в Чечне, безусловно, имеется другое мнение по поводу того, что происходит с армейской авиацией и нужны ли на поле боя Ми-24. Однако их мнение уж точно никого не волнует.
