С сегодняшнего дня по высочайшему благословению мы начинаем повторный забег за мечтой бескрылой, приземленной. Впереди в туманной дымке - Португалия, позади – монструозный Китай. Вперед, только вперед.

Если вдуматься, ну что мы все так взъелись на маленькую соседку испанского королевства? Страна с чудесным климатом, не катастрофически бедствующим населением, недорогими курортами и чудесными рыбными ресторанчиками на побережье. Что еще нужно для тихого счастья? Нет, все так и исходят злословьем. «Одна из беднейших стран Евросоюза - и нам в пример?!» «Цель слишком мелкая, не по нам отмерена». Президент в своем послании даже побоялся упомянуть слово "Португалия". За 10 лет надо, минимум, удвоить ВВП, а зачем, сами догадаетесь, не раз уже говорено, повторяться недосуг.

Действительно, трудно бороться с нашим великодержавным шовинизмом. С точки зрения «экономико-статистических характеристик», нам и вправду еще тянуться и тянуться за Лиссабоном. Конечно, если бы разруха в головах могла исчезнуть в один миг, то и целеполагание было бы иным. Совсем иным. А пока надо сказать спасибо и за Португалию, все-таки не Северная Корея, с которой еще совсем недавно собирались строить стратегические партнерские отношения. Страшно вспомнить.

Однако старт дан, взглянем на наш арсенал. И видим мы в нем все те же лица разновозрастных нефтяных генералов. Стройны их ряды, полны счета и многочисленна свита. Одна из любимых тем первого забега – нефтяная рента. Во второй попытке, к сожалению, вряд ли что изменится. Столько уж копий сломано, а ясности все нет. И пока нефть не кончится, наверное, и не будет.

Одни, молодые и сильные, говорят, что ни в коем случае нельзя трогать нефтяные компании. Искусственное перераспределение сверхдоходов от экспорта в пользу избранных несырьевых отраслей приведет лишь к еще большому воровству и коррупции среди чиновников. А также бессмысленным растратам неожиданно образовавшихся бюджетных доходов через различного рода спецфонды и федеральные целевые программы. Если сформулировать их позицию одним предложением, то выглядит это так: "когда я слышу термин "промышленная политика", рука сразу тянется к нагану". Убежденность этой части спорщиков часто подкреплена тем фактом, что именно на их долю выпала тяжелая участь реализовывать нефтяной потенциал Родины. Руководители нефтяных компаний и их советники уверены, что они гораздо лучше бюрократов смогут управиться с многомиллиардными инвестиционными ресурсами, полученными в своей отрасли, вкладывая и в свой профильный бизнес, и в те сектора экономики, которые они сочтут перспективными. В итоге, образуются несколько гигантских конгломератов, контролирующих экономику страны и производящих все, начиная c бензина и кончая куриными окорочками.

Другая часть населения, более многочисленная, полагает, что нефтяников вполне можно было бы освободить от мучительных размышлений о том, как потратить энное количество миллиардов не нашей валюты. Правительство периодически также предпринимает вялые попытки ввести дополнительное налогообложение нефтяных компаний. Иногда речь заходит даже о национализации недр, ведь ни что человеческое нашим министрам не чуждо, а "отнять и поделить" было любимым словосочетанием в России на протяжении десятилетий. Забавно, что само требование национализировать недра, "нещадно эксплуатируемые" олигархами – бессмысленно, т.к. они и так по Конституции принадлежат народу. Речь может идти только о других принципах вознаграждения, получаемого компаниями, но за комиссию в полпроцента от прибыли ни одна компания работать не будет. Вспомним, какую реакцию получил не так давно подобный проект. Реакция нефтяников была зафиксирована в диапазоне "гомерический хохот – ненормативная лексика". Когда ты работаешь за миллиард, никогда не согласишься на сто тысяч. Значит, остается одно - национализировать сами компании. И все будет тогда общее, государственное, т. е. ничье. А ничье и взять не жалко. Подобный глобальный передел – во-первых, невозможен, т.к. начнется такая стрельба и по таким мишеням, что все бандитские разборки покажутся невинными шалостями, а во-вторых, не нужен. И это главное.

Ярким примером государственного управления нефтяной промышленностью является Норвегия. Еще до того, как в 1969 г. на континентальном шельфе было обнаружено первое крупное месторождение "Экофиск", было принято решение обеспечить максимальное участие государства в нефтяной промышленности. Была создана 100-процентно госкомпания Statoil, без которой иностранные транснациональные корпорации, типа Exxon или British Petroleum, не могли разрабатывать норвежские недра. В итоге, 75-78% прибыли от нефтяной отрасли попадало в бюджет страны, что привело к резкому росту бюджетных доходов Норвегии и, соответственно, социальных расходов, развитию инфраструктуры, а в начале 90-х годов - к созданию фонда будущих поколений, в который направляется часть ренты. Фонд призван обеспечить стране дополнительный источник доходов, когда нефтяные месторождения истощатся. Объективности ради надо сказать и об отрицательных последствиях, которые испытала на себе Норвегия от обладания львиной долей в нефтяной промышленности. Во второй половине восьмидесятых, когда разразился нефтяной кризис и цены упали в разы, государство, привыкшее к суперприбыльности динамично развивавшейся нефтяной отрасли приняло на себя весь удар кризиса, как раньше принимало почти всю прибыль. Преимущественное развитие одного сектора экономики привело к жесткой зависимости страны от мировой конъюнктуры. Норвегия стала уязвима в условиях падения экспортных цен и начала искать контактов с ТНК, способными помочь в дальнейшем развитии нефтяного комплекса. Также у норвежцев родилась и была воплощена идея стабилизационного фонда, в который направляется часть экспортной выручки в годы высоких цен.

В целом, Норвегия получила положительный эффект от государственного контроля за нефтяной отраслью, в которой и сегодня правительство имеет около 40% участия. Интересно, что и сами норвежцы и экономисты других стран сходятся во мнении, что эффективность государственного управления на протяжении 40 лет обусловлена в Норвегии исключительно высокой социальной ответственностью, проявленной всем обществом и, в первую очередь, всеми ветвями власти, руководством нефтяных госкомпаний при решении стратегической задачи. Единство граждан, основанное на доверии правительству и парламенту, позволило Норвегии достаточно успешно практиковать  самую непопулярную форму собственности –государственную.                    

На российской почве государственные компании демонстрируют год за годом несколько иную эффективность. Например, государственные унитарные предприятия (ГУП), которых несколько тысяч, приносят в бюджет лишь несколько сотен миллионов рублей прибыли. Большинство из них официально убыточны, а ГУПы, показывающие прибыль,  перечисляют из нее своему владельцу в среднем 1%! Директора абсолютно бесконтрольны и являются более полновластными хозяевами в своих вотчинах, чем иные владельцы частных компаний. Единственный положительный пример российской госкомпании - совместное предприятие России и Вьетнама "Вьетсовпетро", добывающее почти всю нефть вьетнамских товарищей. Может быть, благодаря последним, компания показывает высокую эффективность, в результате чего бюджет РФ пополняется на 400-500 млн. долларов ежегодно.

Будем смотреть на вещи трезво: частный собственник, который, в принципе, гораздо эффективнее государственного, в России вообще не имеет альтернативы. С социальной ответственностью у нас очень туго. "Нефть – народу" в наших условиях значит только одно: ясные правила игры, установленные государством для частных компаний. А увеличить отдачу нефтяного сектора можно и нужно именно в рамках этих правил игры. Например, наладив такую систему экспортных пошлин, при которой связь мировой цены и доходов государства будет автоматической: растут цены – растут пошлины, сильно растут цены (свыше 27-30 долларов за баррель) – пошлины растут до 85-90%. И в сверхприбылях страна поучаствует, и нефтяники не обеднеют. А если государство, наконец, сможет продемонстрировать, что оно умеет эффективно управлять имеющимися у него ресурсами, то и отдавать ему значительную часть заработанного будет не жалко.