Каждый раз перед праздником 9 Мая меня одолевают смутные чувства. Умом понимаю: сталинский режим был не менее бесчеловечен, чем режим Гитлера, страшные жертвы, понесенные во время этой войны нашей страной, – результат не только героизма и самопожертвования, но и преступлений военного командования; но душой – праздную великую победу в Великой войне. Умом понимаю: стране необходим национальный праздник, "день национальной гордости и величия", но душой – воротит от лжи и патоки, разливающейся в этот день, и не только официальным порядком, но и, так сказать, из народных масс. Умом понимаю: штрафные батальоны, СМЕРШ, "ни шагу назад"; а душой – "дубина народной войны", величие и героизм народа.
Умом понимаю: ялтинская конференция, послевоенное мироустройство, весь мир, с благодарностью смотрящий на Россию; но душой – жалко поляков и прочих чехов; даже латышей с эстонцами – и тех жалко. Умом понимаю: "смело входили в чужие столицы, но возвращались в страхе в свою", но душой и понимаю, и чувствую: Великая Отечественная война после ужасающих 30-х стала живительной силой, спасшей нашу страну и наш народ, не давшей сталинской системе окончательно уничтожить человеческое в людях. И одно только это достойно уже того, чтобы, несмотря на все сопли и ложь, праздновать этот великий день.
P.S.: "Провожали нас на фронт торжественно. Перед погрузкой нас выстроили около вагонов и командир эшелона объявил, что с прощальным словом к нам обратится старый питерский пролетарий. Слово это я запомнил на всю жизнь, как "Отче наш": "Ребята! Гляжу я на вас и жалко мне вас. А пораздумаю я о вас, так и х.. с вами" (Ю.М. Лотман "Не-мемуары").
P.P.S.
Спой же песню мне, Клава Шульженко,
Над притихшею темной Москвой,
Над сожженной врагом деревенькой,
Над наградой и раной сквозной!
Спой, мой дядя семнадцатилетний,
В черной раме на белой стене...
Беззаветный герой, безответный,
Как с тобой-то разделаться мне?
Не умею я петь про такое,
Не умею, комдив, хоть убей!
Целовать бы мне знамя родное
У священной могилы твоей.
Не считайте меня коммунистом!!
И фашистом прошу не считать!
Эх, танкисты мои, гармонисты.
Спойте, братцы. Я буду молчать.
Пой, гармоника, пой, дорогая.
Я молчу. Только пули свистят.
Кровь родная, я все понимаю.
Сталинград, Сталинград, Сталинград.
Сталинград ведь!! Так что же мне делать?
Плакать плачу, а петь не могу...
В маскхалате своем красно-белом
Пой, пацан, на горячем снегу.
Сын полка, за кого же ты дрался?
Ну ответь, ну скажи – за кого?
С конармейскою шашкой бросался
За кого ты на "Тигр" боевой?
Впрочем, хватит! Ну хватит! Не надо,
Ну, нельзя мне об этом, земляк!..
Ты стоишь у обугленной хаты,
Еле держишься на костылях.
Чарка горькая. Старый осколок.
Сталинград ведь, пойми – Сталинград!
Ты прости, мне нельзя про такое,
Про такое мне лучше молчать.
Т.Ю. Кибиров. Из поэмы "Сквозь прощальные слезы"