В истории России уже бывали моменты, когда внутригражданские настроения отступали перед угрозой самому существованию страны. Самые выпуклые пришлись на 1941 и 1991 годы. В это время коэффициент национального единства был, как никогда, высок – несмотря на сталинские кровавые безобразия в первом случае и отсутствие сколько-нибудь внятного согласия по вопросу дальнейшего развития Россия - в другом. В обоих эпизодах, однако, опасность утери государственности оказалась столь серьезна, что общество и народ отложили решение иных проблем до ликвидации основной.

Параллели с иракским кризисом, естественно, не уместны. Никакой угрозы независимости не наблюдается. Более того, Россия не только не страна-изгой, но партнер, вроде бы даже имеющий право на собственное мнение по ключевым вопросам.

Между тем, распространение антиамериканских настроений во время войны в Двуречье  было, как никогда, широким. Даже в 1999 году, во время бомбардировок Сербии, братские эмоции к которой полагалось вроде бы всем иметь по определению, подобного единочувствия не наблюдалось. Сейчас же однозначная поддержка коалиционной агрессии стала редкостью, впрочем,  у тех, кто выступил  «против» - сильно разнились степень «антиамериканизма» и резоны оного. 

КПРФ и другие «левые» партии, вроде бы давно списанные из левого ряда, применили  вполне соответствующую своей формальной принадлежности риторику. Ирак-де - невинная жертва бессмысленной агрессии мирового жандарма, каковой по определению надо дать отпор. 

Вялость официальных либералов, пытавшихся примирить целый ряд собственных внутренних идеологических установок, из которых «кровавый чекизм» и «исправление власти изнутри» – не самые антагонистичные, наверное, бросилась бы в глаза, если бы знамя главных ньюсмейкеров не перехватила «Единая Россия». Этим не повезло куда больше  – мало того, что главный митинг, ввергнувший Москву на полсуток в состояние коммуникационного коллапса, пришелся на тот день, когда союзники взяли Багдад, так еще телевизионные сцены встреч «воинов-освободителей», мягко говоря, вошли в противоречие с лозунгами единороссов о спасении иракского народа от оккупации.

Массовая же реакция оказалась, как это часто бывает, совершенно иной, то есть вполне здравой и далеко не истеричной. Ирак никто особо не жалел и собственно военной победы ему не желал – в силу несоответствия подобного прогноза элементарному здравому смыслу; действия же американцев вызвали недоуменное возмущение. Непонятым остался и миролюбивый ажиотаж мировой общественности, бывший именно пацифистским, то есть антивоенным в его абсолютном понимании. Он разбудил в России мало энтузиазма – равно как и стенания про нарушение неких основополагающих принципов Объединенных Наций. И дело даже не в том, что ООН употребляется великими державами для осуществления своих сиюминутных нужд сплошь и рядом. В основной массе русских голов сложилось твердое убеждение: «От этой войны нам хорошо не будет». То есть, Бог с ним, с Ираком, с американскими коммандос на улицах месопотамских городов и т.д. Это не  наша война. Не важно, остается ли в сухом остатке пресловутый «баррель по $7» или странное ощущение невозможности немедленно наказать хулигана из соседнего двора – важно, что это драка за чужие интересы. А «за чужие», в данном случае воспринято было – «против своих». 

Большинство русских продемонстрировали даже не простой политический прагматизм. Граждане России, в отличие от элиты, обнаружили себя приверженцами вполне правой идеологемы: плоха не война сама по себе, плоха война, ведущаяся не в интересах моей страны. И на сегодняшний день это единственный реальный дивиденд России от войны на Среднем Востоке.