Опубликованное в начале апреля аналитическое исследование компании IDC утверждает, что снижение уровня пиратства могло бы создать множество положительных эффектов как в мировом масштабе, так и в масштабах отдельной страны. В частности, для России компания предрекает удвоение численности занятых в IT секторе экономики к 2006 году, при снижении уровня пиратства с нынешних 87% до 77%. Среди прочих прелестей снижения пиратства компания отмечает рост экономики страны в целом, стимулируемый высокотехнологичными компаниями, и, соответственно, рост поступлений в государственный бюджет от налогообложения все тех же hi-tech компаний.

Мотивировка такого анализа достаточно проста: чем ниже уровень пиратства, тем выше доходы ИТ-компаний; чем выше их доходы, тем быстрее они растут, и тем больше их вклад в экономику страны. Соответственно, чем выше уровень пиратства, тем больше потенциальных выгод стране от его снижения. Казалось бы, спорить с такой логикой довольно сложно...

Однако прямое следование по пути снижения уровня интеллектуального пиратства может оказаться отнюдь не столь выгодным, как это пытаются представить агентства по борьбе с распространением нелицензионного программного обеспечения (текст доклада IDC размещен на сайте BSA). Попробуем на некоторе время отвлечься от мысли о том, что «воровать плохо вообще», и посмотрим на вещи более цинично.

Начнем с самого начала: снижение уровня пиратства приводит к росту доходов IT-сектора. С этим утверждением спорить действительно сложно, ведь, чем больше легальных копий программ продается в стране, тем больше денег проходит через компании, продающие эти копии. И вот тут возникает первая серьезная проблема - в России, в первую очередь, распространяются пиратские копии программ, произведенных за пределами страны. Лидером по финансовым потерям является, очевидно, компания Microsoft, нелицензионные копии программ которой установлены практически на всех российских компьютерах, за исключением небольшого числа крупных компаний и некоторых госструктур. Именно она и окажется в наибольшем выигрыше от снижения уровня пиратства в стране, а вырученные от продажи софта деньги отнюдь не останутся в России.

Российские софтверные компании ориентируются, в основном, на западные рынки и, соответственно, выиграют от снижения пиратства внутри страны очень немного. Те из них, кто все же работает с российскими потребителями, или жестко контролируют распространение своих продуктов (например, 1С:Бухгалтерия), или предлагают их по конкурентоспособным ценам, не испытывая в результате серьезной ценовой конкуренции со стороны пиратов (возможно, нужно говорить об обратной логике - испытывая ценовую конкуренцию со стороны пиратов, они вынуждены предлагать продукты по приемлемым для потребителя ценам, как следствие, вытесняя контрафактную продукцию с рынка).

Наконец, часть российских компаний предлагает собственно программы лишь как наименьшую часть услуги (хотя и требующую наибольших первоначальных вложений средств), в то время как основная добавленная стоимость для потребителя заключается в каких-то других сопутствующих услугах (относительно дешевых для компании), в результате чего образуется достаточно устойчивый рынок соответствующих программ - таковы, например, антивирусные программы или юридические базы данных, требующие постоянного обновления по сути своей работы.

Для всех этих российских компаний уровень пиратства в стране не слишком критичен - их продажи слабо зависят от уровня конкуренции со стороны компьютерных пиратов. Возможно (и весьма вероятно), высокий уровень пиратства сдерживает появление на российском рынке новых компаний и новых продуктов, однако при более-менее сопоставимом с западным уровнем цен на программные продукты, количество проданных копий будет, как мне кажется, удручающе мало и не покроет издержек разработки мало-мальски крупного проекта.

Следующий вопрос - о том, что снижение пиратства приводит к росту экономики за счет быстрого развития IT-сектора. Если это снижение вызвано ростом платежеспособного спроса, то такой рост ничем не отличается от роста в любой другой отрасли. Если же снижение пиратства обусловлено ужесточением административных мер, то рост доходов компьютерных фирм сопровождается соответствующим снижением достатка покупателей, вынужденных тратить больше средств на нужные им программы и, соответственно, меньше - на все остальные товары и услуги. Фактически, рост в этом секторе экономики (при условии, что происходят покупки именно отечественных программ) означает снижение спроса в остальных секторах экономики, а суммарный эффект такого перераспределения вовсе не обязан быть положительным.

Рост занятости, обещаемый IDC, выглядит не менее сомнительным. Двукратный рост IT-специалистов (примерно со 100 до 200 тысяч человек) в России выглядит довольно скромно на фоне приведенных той же компанией данных за 1997 год, когда в этом секторе было занято около 160 тыс. человек. Кроме того, приведенные компанией расчеты не учитывают потерь рабочих мест «пиратов». Может быть, их бизнес менее «высокотехнологичен» и не слишком морален, но благодаря пиратству в России кормятся отнюдь не десятки или сотни людей - с учетом потери их рабочих мест суммарное влияние пиратства на занятость может оказаться не столь однозначным.

Наиболее забавным в рассуждениях западных аналитиков выглядит рассуждение о дополнительных доходах государственного бюджета, оцененных за период до 2006 года в 250 млн. долларов. Вероятно, хотя и не очень очевидно, что софтверные компании будут лучше платить налоги, чем «пираты». Однако у этого вопроса есть и вторая сторона - снижение пиратства, по идее, должно затронуть и государственные органы. Между тем, уверенности в полной легальности и «чистоте» программного обеспечения в госструктурах у меня, мягко говоря, нет. Если оценить хотя бы стоимость одних только нелицензионных Windows и Office-ов на компьютерах государственных учреждений, то не исключено, что все потенциальные потери бюджета от пиратства вполне покрываются уже имеющейся «экономией» расходов от использования программного обеспечения.

Наконец, попытка IDC отослать к опыту стран, снизивших уровень пиратства и получивших растущий IT-сектор, тоже не выглядит слишком состоятельной. Вполне разумным выглядит предположение, что растущий сектор сумел пролоббировать политические решения, направленные на снижение объемов продаж контрафактной продукции, т.е. логика явлений прямо противоположна изложенной.

В конце концов, аналитики признают, что в мире, в среднем, четыре из каждых десяти продаваемых копий программного обеспечения являются пиратскими, то есть воруют-то не только у нас. А так как производство каждой дополнительной копии стоит намного меньше, чем средние затраты на производство одной легальной копии продукта, то такое явление, как пиратство, не искоренимо в принципе, ибо имеет под собой вполне надежные экономические корни.

По сути, вопрос о том, выгодно ли воровать, нельзя решить в пользу отказа от воровства до тех пор, пока воруешь ты, а не у тебя. И попытки доказать обратное выглядят достаточно нелепо. Или, следую Марку Твену: «Честность хорошая штука, когда все вокруг честные, а ты один жулик»...