Сегодня последний день, когда в ознаменование начала поста в церкви читается покаянный канон Андрея Критского. В следующее воскресенье – первое воскресенье поста – один из самых ярких праздников великопостного цикла: Торжество Православия.
Великий Пост неожиданно вошёл в жизнь современного русского общества, сделавшись её неотъемлемой частью. Об этом говорит социология: по опросам ФОМ, около 25% русских людей в 2003 году так или иначе собираются его соблюдать. Разумеется, в основном не полностью, не по монастырскому уставу, по которому мясные и молочные продукты запрещены вовсе, рыба дозволяется лишь на Благовещение и Вербное воскресенье, а подсолнечное масло и вино – только в субботу и воскресенье. И, самое интересное, далеко не всегда главную роль в решении поститься играет именно вера.
Чем объяснить популярность поста? Как получилось, что суровое церковное установление, которое считалось одним из главных препятствий на пути к религии, неожиданно стало одним из самых востребованных? Существенно падают продажи мясопродуктов, в ресторанах для «среднего класса» появляется постное меню, а ведущие издания посвящают началу поста тематические полосы – почему?
Рискну высказать версию. Современному человеку, привыкшему зарабатывать и тратить, втянувшемуся в потребительский круговорот, жизненно необходимы внутренние ограничители – именно внутренние, а не внешние. Когда он может отказать себе в чём-то по своей воле, а не потому, что «не может себе этого позволить». Тем не менее, самоограничение – оборотная сторона потребительства – тоже нуждается в ориентирах и критериях. Человек отказывается от повседневных благ не ради самосовершенствования или аутотренинга, а во имя чего-то общего и общезначимого, большей ценности, чем собственное «эго» («почему это я должен себе в чём-то отказывать?»). Поэтому смысл поста – именно в коллективном самоограничении, общем деле, решение об участии в котором и о степени такого участия, тем не менее, принимается индивидуально.
Постов вообще-то в церковном календаре четыре – это не считая постных дней среды и пятницы, а также особо установленных дней строгого поста. Но лишь Великий пост имеет настоящую традицию предварительной подготовки, внутреннюю духовную композицию с кульминацией в виде Страстной недели (которая вынесена отдельно, за пределы шести остальных недель) и пасхальный финал с полуночной заутреней. И не случайно его соблюдают и считают «настоящим» гораздо больше людей, чем все остальные посты – Петровский, Успенский и Рождественский.
У воинствующих борцов с религиозным мракобесием во все времена ничто не вызывало такой искренней ненависти, как пост. Ещё советские пропагандисты заполняли атеистические учебники страшилками о том, как посты нарушают пищеварение и ведут к желудочным заболеваниям, а также сдерживают демографический рост. И сегодняшние их наследники из общества «Атом» уверенно продолжают эту традицию. Конфликты по поводу поста случались, наверное, в каждой семье, где кто-либо пытался его соблюдать – даже тогда, когда соблюдают все, без исключения. Ничто не создаёт столько бытовых неудобств и не нарушает так сильно привычный порядок жизни, как драма поста. И всё равно пост остаётся нужен и даже жизненно необходим.
Наши церковные лидеры, к сожалению, слишком активно прислушиваются к борцам с мракобесием и считают пост проблемой для расширения круга верующих. Официальная Церковь ныне ратует не за строгость, но за мягкость поста. Конечно, самоограничение во время поста не должно быть непосильным. Пост может быть только добровольным, и его главный принцип – не в том, чтобы не есть продукты по списку, а в том, чтобы «остановиться и подумать». Однако при начале очередной церковной кампании по «смягчению» и «послаблению» строгих постных правил всегда становится немного боязно. Если строгость – не столь уж и отталкивающа, то и мягкость, напротив, далеко не всегда привлекательна.
Когда в Англии стали ратовать за "удобное в быту христианство", поэт Томас Элиот в ответ высказал мысль, крайне важную для понимания роли поста в современном мире: «молодым людям, которые хоть чего-нибудь стоят, не только честнее, но и практически благоразумнее предлагать христианство не как удобную, а как возможно более требовательную веру. Потому что молодой человек, который чего-нибудь стоит, ищет самого требовательного, самого взыскательного, и все, что не в меру удобно и уютно, вызывает у него законное отвращение». Современному человеку нужны испытания – стоит ли его их лишать или нивелировать их ценность посредством «послаблений»? По большому счёту, сегодня нет ни одного места в мире, за исключением Церкви, где ещё осталась такая разновидность свободы, как свобода отказа.