«Сам дурак». Именно так, если вкратце, ответил президент Путин главе ЮКОСа Михаилу Ходорковскому на его претензии к деятельности госкомпаний. Самое смешное, что заявленной темой встречи олигархов с президентом была коррупция и то, как с ней бороться. И пока разговор шёл вокруг общих вопросов и бессодержательных взаимных реверансов, как оно обычно и бывает на пафосных тусовках формата «Путин плюс самые-самые», всё было тихо и гладко. Но глава ЮКОСа посмел вопиющим образом нарушить сложившийся придворный этикет, заведя речь о конкретике. Более того: у Ходорковского хватило наглости впрямую спросить президента о том, почему госкомпания «Роснефть» втридорога купила «Северную нефть» у сенатора Вавилова. И почему председатель совета директоров «Роснефти», он же по совместительству министр экономразвития Греф, никак не комментирует эту сделку.
При нынешнем дворе так не принято. При нынешнем дворе принято «разрабатывать концепции», «готовить проекты» и «обсуждать вопросы», констатируя определённые улучшения при наличии отдельных недостатков. А вот о деле говорить как раз не принято. Наглость олигарха была наказана мгновенно: Путин припомнил Ходорковскому, что его ЮКОС контролирует самые большие запасы нефти в стране («а как он их получил?») и в своё время использовал различные способы ухода от налогов. В том смысле, что все не без греха, и не надо здесь из себя строить борцов с коррупцией. А если ещё точнее, то действия госкомпаний на рынке обсуждению не подлежат; а тем, кто думает иначе, могут в случае чего и припомнить старое.
Президент ЮКОСа, конечно, очень мало похож на субъекта в белых одеждах, борющегося за всё хорошее и против всего плохого. Понятно даже, чем вызван его интерес к сделке с «Севнефтью»: цена за её месторождение сильно превышает «среднерыночную» и, тем самым, раскачивает рынок, на котором Ходорковский работает. Но ответ президента от этого не становится менее удивительным.
В своё время противники идеи экономической амнистии строили свою аргументацию на том, что зло неизбежно должно быть наказано, а вор – сидеть в тюрьме. И, следовательно, отсутствие возмездия за экономические прегрешения девяностых есть преступление против справедливости. Ныне, как показало выступление Путина, эти аргументы работают против себя: смысл амнистии был в том, чтобы простить "вчера" ради того, чтобы установить жёсткие правила "сегодня". В то время как ситуация подвешенности и фактической нелегитимности бизнеса бесконечно продлевает это самое "вчера".
Похоже, сегодня уже можно констатировать, что появились бизнес-группы, которых эта ситуация подвешенности собственности устраивает как никакая другая. И которые, прикрываясь верховной властью, готовят новый передел собственности под лозунгами восстановления исторической справедливости после девяностых. Их можно называть «питерскими», «московскими», «тамбовскими» и т.п., сути дела это не меняет. Именно их интересы и озвучил президент в полемике с Ходорковским.
Безусловно, те, кто готовятся к такому переделу, подаваемому под соусом национализации, заинтересованы инвестировать в идеологию сведения счетов как никто другой – и они, без сомнения, будут это делать. А значит, следующие выборы пройдут под флагом «вернуть народное народу» – и избиратель на это с удовольствием купится. А о том, что под этим лозунгом скрывается всего лишь замена одних "больших начальников" другими, все узнают уже постфактум.
Путин, похоже, оказался первым, кто уже купился, правда, по несколько другим соображениям. Его резоны, в принципе, тоже понятны: он пытается укреплять власть, наращивать мускулы, дабы иметь более сильные позиции в торговле с монстрами олигархического капитализма. Но он жестоко ошибается, если думает, что увеличение доли госучастия на рынке позволит добиться этой цели. Скорее наоборот.
Но дело даже не только в этом. «Ситуация подвешенности», которую культивируют в президентском окружении – дабы всегда была возможность поставить на место олигархов – не может ограничиться только бизнесом. «Ситуация подвешенности» подчиняется собственной логике и стремится к расширению. Если девяностые годы были неправедными, и власть не может забыть об этом, значит, неправедным было все – и государство, и его институты, и выработанная этими институтами преемственность. Путин ведь не на голом месте возник, и «ситуация подвешенности» распространяется на него ровно так же, как на Ходорковского. Понимает ли это президент или нет, но вчера в Кремле он наехал на собственную государственность, на свою легитимность, на пресловутое путинское большинство, на всеобщую надежду на то, что разборки образца девяностых годов когда-то закончатся.