Вчера в Москве открылась международная конференция "Роль военных в борьбе с терроризмом", явно приуроченная к визиту в столицу России генсека главной мировой «антитеррористической организации» — НАТО. Конференция и открылась, собственно, выступлениями Сергея Иванова и Джорджа Робертсона. В ней принимают участие высокопоставленные представители военных, политических и научных кругов России и стран-членов НАТО, ответственные сотрудники руководящих органов альянса, а также представители российских правоохранительных органов. Обсуждают вопросы управления в кризисных ситуациях, влияние учений и тренировок на эффективность антитеррористической борьбы, развитие концепции сотрудничества в области безопасности, обмен информацией, методика и средства борьбы с различными проявлениями терроризма и экстремизма, а также другие актуальные вопросы. Одновременно, точно для подтверждения актуальности темы, "Начальник Генштаба Анатолий Квашнин издал директиву, в которой командирам воинских частей, начальникам военных гарнизонов предписано подготовить специальные планы по защите от террористических угроз", а также провокаций, которые могут воспоследовать против военных объектов.
Тема армии и терроризма — не простая и неочевидная. Дело в том, что современные армии «европейского» образца — не слишком удобное и эффективное оружие в борьбе против терроризма, тем не менее, риторика «Глобальной войны с терроризмом» диктует именно военные средства. Почему армия в войне с терроризмом не очень удобна? Во-первых, армейская операция предполагает «работу» по большим площадям — танковые прорывы, бомбежки, на худой конец — классические действия оккупантов (кстати сказать — именно технология оккупации в наибольшей степени соответствует антитеррористическим требованиям). Но тому же военному не слишком просто заниматься проверкой документов — он видит в предъявленной ему бумажке просто бумажку, на которой «вроде все правильно», он не замечает десятков особенностей, по которым можно отличить фальшивку от подлинного документа, равно как и не имеет особого «чутья» на неадекватность, которую вырабатывают тщательной дрессировкой у сотрудника спецслужб.
Но, в конечном счете, эта проблема преодолима — можно устроить военным краткосрочные курсы по повышению квалификации и навыкам сыскной деятельности и сделать из хороших солдат средней руки оперов. Куда сложнее преодолеть главную дилемму в отношениях армии как целого и терроризма — опять же, как целого — армия воюет только с противником то есть с теми, кто воюет с нею — будь это другая армия, партизанские отряды или что-то еще. Идея европейской армии — это идея щита между государством и обществом, которые эта армия защищает, и противником, который стремится нанести по ним удар. Скажем враг хотел бы разрушить завод или взять в плен противника, но для того, чтобы добиться этих целей, ему сперва придется разбить и нейтрализовать армию, которая все это защищает. Армия стоит «нерушимой стеной, обороной стальной», поэтому, собственно, военные ведомства большинства стран мира и называются «министерствами обороны».
Технология терроризма построена на том, чтобы нанести решающий удар в обход армейского щита, с тыла. Террористы с армией не воюют, напротив — они стараются ее обойти, нанести удар со спины и армия, строго говоря, самая защищенная от террористических атак часть общества, — просто потому, что убивать солдат, которые и без того готовы к смерти, — это неэффективно и неэффектно, лучше уж захватить в заложники зрителей мюзикла. Это не означает, что военные объекты совсем не становятся целью террористических атак — достаточно вспомнить печальную судьбу американских войск в Ливане в 1980-х годах, однако это происходит тогда, когда терроризм является частью партизанской и диверсионной войны, ведущейся за конкретные территории и объекты. Скажем, российской армии есть смысл опасаться террористических атак, поскольку чеченская война — это война партизанская и диверсионная. И в самой Чечне — теракт — это, одновременно, еще и диверсия. Но, что бы мы не говорили — операция в Чечне, это именно военная, а не «антитеррористическая» операция, но военная операция против тех, кого в мире принято совершенно справедливо называть террористами. Однако тот новейший тип терроризма, рассчитанного на медийный эффект, хитами которого стали «11 сентября» и «Норд-Ост», основан на «анти-военной» логике действий, оставляющей пытающихся противостоять военных с пустыми руками. Ни один последователь Бен Ладена и Мовсара Бараева не станет «воевать», и тем самым предоставлять замечательную возможность воевать с ним.
Объявив «глобальную войну терроризму» США и Россия, однако, обязали себя вести именно войну, и применять армию. Поэтому не случайно, что основная часть операций сосредоточилась против «крепостей» терроризма — Чечня, Афганистан, теперь к числу этих крепостей американцы пытаются пришпилить Ирак. Другими словами — средства диктуют и выбор целей, — крупные территориальные образования, контролируемые террористами, обладающие армиями (или хотя бы бандами) и поддающиеся атаке, штурму и оккупации. Однако не случайно китайский мудрец Сунь-Цзы считал, что на войне «самое худшее — осаждать крепости». Это сковывает силы, разлагает армию и не дает победы, хотя и доставляет известное моральное удовлетворение. В начале своего изречения Сунь-Цзы перечисляет несколько более эффективных способов ведения войны: «лучшее из лучших — разбить замыслы противника, второе после этого — разбить его союзы, третье — разбить его армию»… Между тем, как раз на этих уровнях реальной войны с терроризмом до сиих пор не ведется.
Армией терроризма являются конкретные люди, террористические вожди, типа Бен Ладена, или же рядовые террористы, носители террористической идеологии — бороться надо именно с людьми, — даже не со составляемыми ими организациями (история ирландского или палестинского терроризма показывает, что все организации террористов эфемерны, легко раскалываются, перетекают одна в другую и не имеют характера реальных управленческих и организационных структур). Однако спецслужбы мира и вообще наши штатные антитеррористы считают ненужным и даже вредным уничтожение террористических главарей – будь то Бин Ладен или Масхадов.
Подобную позицию озвучил заместитель генерального советника ФБР по делам государственной безопасности Спайк Боумен: "Ситуация изменится лишь в одну сторону: она станет более расплывчатой. Пока Бин Ладен все еще жив, он - центр, вокруг которого собраны члены "Аль-Каеды" и другие террористы. Но даже если он будет убит или захвачен, все еще остается значительное количество людей - я не знаю точно сколько, но вероятно счет идет на десятки - которые обладают достаточным влиянием для того, чтобы собрать вокруг себя людей, независимо от того, являются ли они членами "Аль-Каеды" или нет. Через тренировочные лагеря "Аль-Каеды" прошли тысячи и тысячи людей, получивших необходимую подготовку и, теоретически, готовы вести террористическую деятельность, - пояснил он. - Они все еще остаются. Им нужно только, чтобы кто-нибудь объединил их, воодушевил и оказал поддержку".
Понять логическую связь между двумя частями этого пассажа решительно невозможно. С одной стороны — террористы нуждаются в ярком лидере, который и вдохновит их на громкие теракты, с другой — уничтожить наиболее яркого и харизматичного корифея террора оказывается нельзя, потому что на его место могут придти другие. Но ведь пока они придут — террористические структуры, выстроенные вокруг уничтоженного лидера, расстроятся, а самим новым лидерам еще придется набирать вес. Может быть, того американцы и боятся, что новые лидеры начнут доказывать свою состоятельность с новых громких терактов? Но действовать в такой логике — это не значит вести с террористами войну.
Еще более плачевно обстоит дело у антитеррористической коалиции дело с двумя «невоенными» компонентами войны. Международный терроризм родился и вырос на базе «союзов» со многими государствами первого, второго и третьего мира их спецслужбами. Эта система не то что не разбита — ее даже не начинали трогать. А ведь и по сей день, спецслужбы какого-нибудь Йемена, если их старые коллеги и друзья террористы обратятся за не слишком обременительной помощи (информацией, укрытием и т.д), скорее всего им не откажут. Да что там говорить, если Закаева из Лондона, который старается держаться в голове антитеррористического отряда, приходится выцарапывать силой, скандалом и при явном европейском несочувствии? Разгром сети террористических союзов — это огромная задача для специфической антитеррористической дипломатии, которую нужно разрабатывать и проводить со всей решительностью. В еще более печальном состоянии находится разгром «замыслов» противника, то есть борьба на уровне глобальной стратегии. В то время как у террористов стратегия есть — это стратегия испытания на прочность и истощения противника, который должен постоянно находиться в сверхнапряжении, — глобальной антитеррористической стратегии попросту не существует.
Что же делать в этих условиях армиям? Как ни парадоксально — прежде всего, — не суетиться, и не пытаться выдумывать для себя особую антитеррористическую тактику и антитеррористическое оперативное искусство. Для победы над терроризмом не в локальных операциях против «крепостей», а в глобальном масштабе необходима современная и боеспособная армия традиционного типа, готовая отражать полномасштабные угрозы военной агрессии и служить весомым аргументом для дипломатов. Ведь война с терроризмом — это, прежде всего, дипломатическая и геостратегическая война. А для такой войны не нужна «антитеррористическая» армия, для нее нужна армия сильная.