Правда ли, что «Альфа» пошла на штурм ДК ГПЗ без приказа? Неправда. Такого в практике спецподразделений антитеррора просто не бывает — подготовка и осуществление подобной специальной операции слишком сложное дело, требующее координации действий многих служб, подразделений и центров, чтобы подобное было технически осуществимо. Любая недисциплинированность в такого рода кризисных ситуациях оплачивается жизнями заложников. В истории группы «А» было два случая, когда подразделение уклонилось от выполнения отданных ему распоряжений по этическим соображениям — речь идет о 1991 и 1993 годах, когда сотрудников «Альфы» пытались направить на штурм «Белого дома». Однако и в том и в другом случае не было никакого неповиновения или самовольства — лица, пытавшиеся сделать «Альфу» политическим орудием, не были готовы отдать письменный приказ, пытаясь снять с себя ответственность и ограничиться «устными указаниями».

Как долго продолжалась специальная операция? 45 минут. Сам бой продолжался 28 минут. 

Сколько заложников в ходе штурма погибло от пуль спецназа? От пуль спецназовцев не пострадал ни один заложник. Один заложник был тяжело ранен в результате открытой террористами стрельбы. Еще несколько заложников получили осколочные ранения от брошенной одним из террористов гранаты. Генеральная Прокуратура России в подобных случаях обязательно проводит расследование, устанавливая причины смерти и правильность действий спецназа — до сих пор правильность действий сотрудников «Альфы» подтверждалась расследованием всегда.

Неужели было невозможно точно рассчитать дозировку газа, так, чтобы все заложники остались живы? Рассчитать концентрацию и время действия газа было возможно, и это делалось и делается спецслужбами очень тщательно. Известны даже случаи, когда сотрудники «Альфы» проводили на себе эксперименты, необходимые для максимально точных расчетов. Однако в данном случае было непонятно, как рассчитывать? Доза, неопасная для больного старика, не оказала бы никакого воздействия на террористов и их бы не усыпила, доза, рассчитанная на быстрое усыпление всех террористов, оказалась бы смертельно опасной для значительно большего числа заложников. Была выбрана максимально безопасная для заложников концентрация, из тех, которые гарантировали необходимое воздействие на террористов.

Почему власти скрывают формулу газа, применявшегося при штурме, ведь второй раз его не применить – у террористов будут противогазы? Химические формулы применяемых спецслужбами спецсредств являются строго засекреченной информацией, и не только потому, что террористы в следующий раз могут лучше подготовиться. Общество должно быть гарантировано от применения подобных средств террористами или криминалом. В случае раскрытия информации по спецсредствам нет никаких гарантий против того, что в следующий раз эти вещества не будут применены террористами для захвата заложников или в качестве оружия массового поражения. Само по себе примененное вещество не угрожало жизни заложников, а у квалифицированных медиков было достаточно информации, чтобы понять, что надо делать, чтобы «откачать» людей.

Правда ли, что применение российскими спецслужбами газа противоречит конвенциям по запрещению химического оружия? Неправда, эти конвенции касаются боевых отравляющих веществ, цель которых причинение смерти или увечья живой силе противника. В данном случае применялось усыпляющее анестезиологическое средство. Опыт применения этого средства был признан успешным мировыми спецслужбами, уже заявившими, что они будут использовать опыт своих российских коллег.

Почему террористы так ничего и не взорвали, правда ли, что они были вооружены муляжами? Если бы террористы были вооружены муляжами, то спецслужбам удалось бы это установить еще до операции, и события развивались бы по совсем иному сценарию. Даже без взрыва трех самодельных взрывных устройств, находившихся в зале, а также устройств на поясе у террористок-смертниц, одних имевшихся у террористов гранат хватило бы для уничтожения всех заложников и нанесения неприемлемых потерь спецназу. В случае же осуществления взрыва стационарных взрывных устройств обрушилось бы все здание, похоронив под собой и террористов, и заложников, и спецназовцев. Причина, по которой не произошел взрыв, одна — высокий профессионализм спецназа, который был намного выше профессионализма террористов. Когда был пущен газ, террористы растерялись и не сумели сориентироваться, смертники, скорее всего, ждали команды на «организованный» взрыв, а к тому моменту, когда террористы поняли, что произошло и что начался штурм, у них не оставалось времени на принятие решения — штурмовавшие хорошо знали количество и расположение террористов в здании, и каждый сотрудник спецподразделения имел свою цель на уничтожение.

Как были уничтожены террористы и почему их  убивали спящими? Часть террористов, в основном находившаяся вне зала, была уничтожена огнем спецназа в ходе перестрелки, часть была уничтожена в зале в целях предотвращения взрыва. Спящими уничтожались смертники, обмотанные взрывчаткой, и причина этого весьма проста — сотрудники спецподразделений не являются профессиональными саперами и не могут обезвреживать взрывчатку с неизвестным типом взрывателя — они не могли снимать ее с живых или спящих террористов, а потому необходимо было исключить любую возможность того, что даже конвульсии террориста в предсмертной агонии могут привести к взрыву, а это обеспечивало только уничтожение террористов в бессознательном состоянии.

Являются ли понесенные при операции потери приемлемыми, или было превышение «процентной нормы»? Понятие «приемлемых процентов потерь» существует преимущественно в лексиконе тех из мировых спецслужб, которые руководствуются принципом «никаких переговоров с террористами» и придерживаются «штурмовой» тактики разрешения кризисов с заложниками. Для российских антитеррористических подразделений такого понятия не существует — любые потери среди заложников являются «неприемлемыми» и российские специалисты по антитеррору воспитываются в готовности идти на серьезный риск собственной жизнью ради спасения жизни заложников. В практике «Альфы» были случаи, когда сотрудники подразделения рисковали собой ради того, чтобы спасти заложников (наиболее известный пример — Герой России полковник Савельев, погибший у шведского посольства в 1997 г.), но никогда не жертвовали заложниками ради собственной безопасности. Решение о штурме здания и применении спецсредств было принято не потому, что были рассчитаны «приемлемые потери», а потому, что любой дальнейший сценарий развития событий считался штабом операции чреватым еще большими потерями.

Почему, все-таки, погибло так много заложников, и что можно сделать, чтобы подобное не повторилось? Ответ на этот вопрос будут искать сотрудники спецслужб, следователи прокуратуры, СМИ, и будет предложено немало противоречивых версий, поскольку вопрос относится к числу таких, на который не существует однозначного ответа. Необходимо понять, что в гибели заложников виновны террористы, и не затенять поисками «виновных» этого факта. Другое дело, что многое можно было сделать для оказания пострадавшим заложникам более эффективной экстренной помощи — здесь свою роковую роль сыграло отсутствие мобилизационных механизмов, которые позволили бы оказывать помощь быстро, профессионально и эффективно. В России, например, не проводится широкомасштабных и регулярных антитеррористических учений сил гражданской обороны, на которых в случае тех или иных терактов действия спасателей отрабатываются до мелочей. Например, в Италии учения, где отрабатывалась помощь полутора тысячам человек в случае применения террористами оружия массового поражения, были проведены вскоре после московских терактов. Если создать работающую систему гражданской обороны на случай терактов, можно будет сохранить жизни большему числу пострадавших.

[ 31-10-2002 ] Террор и антитеррор. Часть I Евгений Малышев