Корейский «Любимый руководитель» Ким Чен Ир давно стал у наших любящих поглумиться СМИ штатным клоуном наряду с Жириновским, Шандыбиным и Лукашенко. Разница только в том, что двое российских депутатов и даже (хотя и в меньшей степени) один белорусский президент репризы разыгрывают сами, а вот корейский вождь никак не безобразничает, ведет (даже в России, что больше всего и не устраивает) свой привычный образ жизни, с прессой не контактирует, а потому хулиганить борзописцам приходится вместо него, сочиняя все новые и новые неправдоподобные истории. Но стараются как могут.

Однако этим летом «Любимый руководитель» сделал ход, который заставил посерьезнеть и растеряться даже самые враждебно настроенные СМИ — после посещения православного храма в Хабаровске корейский вождь сам, без всяких подсказок, выразил желание построить в Пхеньяне православный храм, посулил произвести строительство меньше чем за год и даже пообещал обеспечить этому храму прихожан. В последнем — трудно усомниться, в Православие обратится столько северных корейцев, сколько укажет вождь — ни человеком больше и ни человеком меньше. В этой связи у некоторых мечтательных журналистов (прежде всего — православных) возникли самые смелые гипотезы относительно будущего развития КНДР, о том, не станет ли Ким Чен Ир, подобно некогда князю Владимиру Святому,  крестителем собственного народа, и не ищет ли корейский вождь в Православии замену выродившемуся уже коммунистическому изводу идей чучхе?

Картина была бы и впрямь соблазнительная — корейцы стройными рядами идут креститься в православные храмы, вместо знамен у армии — хоругви, вместо концлагерей — монастыри. И вообще в одночасье на земле появляется вместо последнего фундаменталистски-коммунистического государства первое в истории фундаменталистски-православное, в котором идеология «опоры на собственные силы» будет освящена принципами православной аскетики. Жесткий режим Ким Чен Ира в одночасье приобретает глубокий духовный смысл и Корея становится надежой всего ретроградного человечества. Утопия красивая, но, увы, основанная на очень плохом знании корейской действительности.

КНДР представляется большинству внешних наблюдателей чугунно-коммунистической страной с однопартийной системой, с полным запретом на религию и т.д. Однако ничего такого в Корейской Народно-Демократической Республике и в помине нет. Если кто еще не забыл советскую терминологию — «странами народной демократии» в ней именовались те коммунистические государства, в которых была сохранена фиктивная многопартийность и вообще предполагалось, по крайней мере в теории, значительно большее снисхождение к темноте и пережиткам капиталистического прошлого, чем в странах «диктатуры пролетариата». Так вот, Северная Корея — типичная «народная демократия» — в ней есть и партии, поддерживающие руководящую и направляющую роль Трудовой Партии Кореи, и верующие, объединенные в единое «Общество верующих», организующее представителей разных религий на поддержку идей чучхе. Таких организованных верующих  в Северной Корее 50 тысяч, среди них есть и протестанты, и католики, но больше всего представителей религии чондогё, «религии небесного пути», соедняющей даосизм, корейский шаманизм, конфуцианство и прочие «традиционные» для дальнего востока религиозные традиции. Чондогё более всего подошла бы «Любимому руководителю», если бы он всерьез решил заменить коммунистическую идеологию на религиозную, в ней и идеи чучхе и культ корейских вождей и без того занимают весьма существенное место, а управленческая практика северокорейского режима и без того весьма архаизирована и охотно использует такие инструменты как ритуалы и мифы в политических целях.

Православию не стоит рассчитывать на ведущую роль в северокорейском религиозном концерте. Скорее всего, «Любимый руководитель» узнав о существовании религии могущественного северного соседа, которой придерживается, в частности, и его политический визави президент Путин, решил включить и ее в тот религиозный «концерт», который слагает гимны вождю. Подобной была тактика например первых монгольских ханов, отдававших уважение каждой религии, но не дававших предпочтения ни одной — и буддисты, и шаманисты, и католики, и православные охотно придерживались этого принципа и молились за здоровье хана и ставка хана золотой Орды в Сарае была всегда полна служителей культа, включая и православных епископов Сарайских. Так что особых трудности со включением Православия в корейское религиозное  сообщество не возникнет — и не исключено, что Православию удастся занять в нем более весомое место, чем католичество и протестантизму, которые подозрительны хотя бы тем, что являются основными религиями Южной Кореи (президент Ким Дэ Джун — католик).

С другой стороны — появление православных корейцев, крещенных русскими миссионерами, и храмов на русский образец — это, прежде всего, определенный дипломатический жест северокорейского лидера, готового в сегодняшней ситуации ориентироваться на Россию не только в экономических, но и в политических и даже в духовных (что и хочет показать товарищ Ким) вопросах. Топорные действия американцев, которые одновременно пытаются сотрудничать с северо-корейским режимом и держать его про запас в качестве воможного объекта для новой атаки на "ось зла", заставляют Ким Чен Ира искать других проводников в цивилизованный мир. Ким Чен Ир готов к изменениям, но ему нужны гарантии, что эти изменения не станут катастрофическими для его власти. Россия в этом отношении идеальный партнер. С одной стороны - союзник США по антитеррористической борьбе и вообще едва ли не главный после Великобритании союзник США, при этом союзник совсем не управляемый из Вашингтона. С другой, очевидно, что у России нет мессианского комплекса насаждения везде и всюду демократии, а значит власти Любимого руководителя ничто не будет угрожать. Есть еще, правда, Китай и Япония. Но Китай слишком близко и слишком опасен, Япония - не столь весома, как Россия, на международной арене, впрочем, Японией Ким Чен Ир пренебрегать не собирается. 

Путин на последней встрече с Ким Чен Иром открыл для КНДР путь экономического вовлечения в цивилизованный мир, Ким Чен Ир показал России, что оценил это, и сделал религиозно-политический жест. Теперь вопрос в том, насколько Россия готова все это обустроить экономически и политически.