- Не человек, а воплощенное зло, - наконец сказал он. - Я считаю, что общество должно освободиться от него - и как можно скорее.

Если бы я был художником, я бы залюбовался этим зрелищем эпического лицемерия. Но я был обыкновенным человеком, и мне захотелось сказать ему, что если бы общество своевременно освободилось от Николая Антоныча Татаринова, ему (обществу) не пришлось бы возиться с Ромашовым.

(Вениамин Каверин «Два капитана»)

На этом сайте много писали о том, что террор в наше время стал сугубо медиа-ориентированным явлением, а СМИ превратились в важнейшую составляющую любого теракта, ибо усиливают, мультиплицируют эффект в нужной организаторам взрывов, захватов и т.п. пропорции. Причем все это без каких-либо затрат на эфирное время, подкуп журналистов и проч. Ситуация, когда СМИ при помощи доступных для среднего американца слоганов: «Милошевич, Саддам (смотря кто на повестке) – новый Гитлер!» готовят общественное мнение к военным акциям, получила меткую характеристику: «хвост виляет собакой». Однако в случае с террором хвост уже не просто виляет собакой, а с силою лупит ею об асфальт. Проблема только в том, что собака при этом вопит: «Да здравствует свобода хвоста!».

Да – это мы с вами кричим: «Даешь свободу информации! требуем химическую формулу газа! доложите – куда крадется вон тот отряд спецназовцев? сообщите еще до штурма точное число жертв!». Но этот наш крик заложен в расчеты террористов, вместе с постоянной готовностью СМИ немедленно кормить нашу информационную ненасытность, которую мы считаем правом на информацию. А готовы ли мы искренне обозначить ту границу, где заканчивается это самое право и начинается наше желание удовлетворить любопытство, жажду острых ощущений, наше: «ух ты, как в кино!»?

Дело не только в этических границах, которые мы (и СМИ в угоду нам) привыкли вообще игнорировать, когда речь идет о жертвах – криминала ли, террора или стихийного бедствия (не могу не вспомнить в этой связи страшные крики американцев, которые сопровождают кадры с выпрыгивающими из горящих небоскребов людьми: «прекратите снимать!»). Но как быть с тем, что ТВ в прямом эфире смотрят и сами террористы, соответственно корректируя свои действия? Что достоянием всех желающих становятся техсредства, тактики и методики операций спецслужб, научая будущих террористов более эффективно противодействовать оным? Есть ли способ подсчитать, во сколько человеческих жертв – нынешних и будущих - обходится наше любопытство? Готовы ли мы после гневного «имею право!» спросить себя: а зачем мне, собственно, эта информация? За это самое право сейчас или потом погибнут люди; но вот, в конце концов, драгоценную информацию донесли до тебя: «применили газ такой-то!». И что ты с ней сделаешь? Полагаю, одним из уроков последнего теракта должна стать победа над внутренним террористом, сидящим в каждом из нас. И на которого рассчитывают преступники. И которого заботливо культивируют в нас СМИ - «медиасоучастник преступления» по выражению И. Бестужева-Лады.

Потому отрадно, что практически на протяжении всех этих тяжелых октябрьских дней террористы все же не получили медиаподдержки в том объеме, на который они привычно рассчитывали. Не было под рукой того известного журналиста, который объяснял нам, что отрезание голов русских солдат хаттабовцами – чуть ли не вынужденная мера, чтобы сделать их борьбу «более выпуклой» и яркой. Не было рядом благообразного депутата, который когда-то из расположения бандформирований кричал солдатам армии своей страны что-то вроде: «Рус – сдавайся!». Так что боевикам пришлось самим организовывать демонстрацию родных и близких заложников у стен Кремля, требовать к себе пользующуюся большой популярностью в кругах чеченских головорезов журналистку (не приведи Господь такую славу!), а заодно и друга всех угнетенных террористов – седовласого евро-лорда.

Нельзя осудить тех, кто связывал с выходом на Красную площадь надежды на освобождение своих родственников. Вряд ли они могли поступить иначе. Жестоко было бы говорить им, измученным сутками безнадежного ожидания, что обозначенная на их плакатах цена выкупа за жизни их близких – вывод войск из Чечни – означает предание «шариатскому суду» тысяч и тысяч чеченцев и русских там, которые поверили и сотрудничали с федеральными властями. Но те, кто уже давно пропагандирует эти цели боевиков, безо всякого террора, добровольно и регулярно – разве они этого не знают? У них есть сомнения в последствиях нового Хасавюрта, или нужно плясать на граблях, пока не треснет голова? Они сами-то видели по телевизору тех, с кем предлагают вести переговоры? Они сами попробовали бы вести переговоры с грызущей их ноги акулой? с летящим на голову кирпичом?

Кстати, если ныне эталоном общения с террористами считать США (кого же еще?), может, это значит, что мы должны взять на вооружение методику переговоров Вашингтона с Бен-Ладеном и Аль-Каедой? Т.е. писать свои мирные предложения на боеголовках? В смысле: кто не прочитал – я не виноват? На самом деле, сейчас, когда Запад, придя в себя после нового беспредела «гордых повстанцев», снова в который раз будет выбалтывать себе право не считать чеченских головорезов террористами и валить всю вину на российское руководство, нам остается отреагировать на это единственным способом: почувствовать себя единой нацией. Многие из тех, кто ранее демонстрировал преимущественно способность к политическим склокам, в октябрьский момент истины показали себя согражданам с новой, даже – неожиданной стороны. Пока еще новая волна пораженческой истерики не смыла это ощутимое чувство единения народа и власти, мы можем попытаться развить это в конструктивном направлении.

Но изменить нужно прежде всего собственное отношение к происходящему окрест. В одном смысле шахидов Бараева можно где-то даже понять (не оправдать): они хотели показать москвичам, что на территории России идет война, даже если ее именовать контртеррористической операцией. Можно сейчас спорить о причинах, подпитывающих источниках этой войны; можно спросить у «независимых ичкерийцев», насколько им мешает Путин или Кадыров мирно пахать, сеять, строить: ведь, по-моему, для этого народы обычно обретают независимость? Но это ничего не изменит по сути: мы по-прежнему воспринимаем государство как «общество с ограниченной ответственностью» его граждан, в котором президент – нанятый ими «менеджер». Для него, по такому раскладу, важнее будет не отчет, а отчетность. Не решительные действия, а решительные заявления. Ответственность не за то, что подводные лодки тонут, а за то, что он не появился перед телекамерами на месте гибели лодки.

Потому что для нас самих, как телезрителей, это важнее. Любая же по-настоящему гражданская позиция требует со-ответственности с нашей стороны. Не нужно тешить себя иллюзией, что наша истерика: «немедленно дайте химическую формулу газа!» – это и есть подлинная позиция гражданина. Мы твердо уверены, что государство, которому мы не платим налогов, ну просто обязано нас защитить. Что должны царить мир и безопасность в стране, где убийцу романтически называют «киллером». Где телевизионный прайм-тайм непрошибаемо отдан сказаниям о том, как хорошо быть бандитом. Где убийство на полном серьезе учитывается как один из методов общения с должниками и кредиторами. Где пошлый уголовный речитатив именуют «шансоном». И где все это «гражданами» воспринимается как должное.

Может быть, не совсем наша вина в том, что, уставшие от тотальной советской идеологизированности всего и вся, мы захотели пожить тихим, как раньше говорили - «мещанским» - счастьем. Но приземление национальных ценностей «на уровень живота» делает нацию неспособной противостоять, как это принято говорить, «вызовам времени». Терроризм, как и все иное зло этого мира, строится на том, что есть внутри нас, питается и пользуется этим. И не нужно тешить себя мыслью, что лично вы не захватывали никаких театральных центров или не травили заложников газами. Как говорил Г. Честертон: «Быть плохим -- одно, совершать преступления -- другое, это не всегда связано. Самые страшные преступники не совершают никаких преступлений».