Когда тебя хватит кондрашка, то будь правее тебя только стенка – все равно задумаешься над удобствами социального государства. Во всяком случае, начнешь понимать тех, кто его жаждет.

Тут я заболел. Дело частное, не стоило бы выноса на общественный суд. Но кое-какими наблюдениями все же решил поделиться. Авось отговорю болеть кого другого.

Раньше болезнь была во всех отношениях приятным мероприятием. На работу ты законно не ходил, вокруг тебя плясали с неизменными медом и спиртом, ни одна сволочь не могла заставить тебя «срочно подкинуть пару материалов». И т.д. Так что мелкие неудобства вроде температуры можно было и снести ради этакого благополучия.

Капитализм или что тут у нас в стране творится мигом все это дело поправил и поставил на законное место. Теперь, если твой градусник поднялся выше температуры Гагарина перед полетом – молись, чтобы он врал.

Начать стоит с мелочей: с сочувствия. Раньше, когда почти все конторы, именуемые «интеллигентными», занимались Бог знает чем, а их сотрудники толпились в курилках, там, в этих самых курилках, рассказывать о своем недуге было исключительное удовольствие. Все ахают, рецепты тебе предлагают и вообще смотрят на тебя, пришедшего с температурой на работу, как на героя-панфиловца. То есть, уважительно, хотя и несколько с подозрением: все ж ты малость с придурью, раз пришел.

Теперь не то. Теперь замечания о собственной болезни могут вызвать только мычание у занятых коллег – они теперь все время заняты, я серьезно, я пока не заболел, этого не замечал. Им не до тебя с твоей распухшей рожей. Так душа получает первые язвительные уколы.

Хорошо. Можно рискнуть не пойти на работу, благо больничные листы я уж и не знаю, где теперь спрашивают – в морге разве. То есть, ты не идешь на работу, а набираешь номер и зовешь врача. Ведь когда-то ты оформлял страховку или как оно там называется, и врач должен бежать к тебе из любой поликлиники, хоть бы ты и был прописан в лужковском Диснейленде, а живешь на Соколе. На деле тебя сразу спрашивают о прописке, а заикания насчет полиса встречают перечнем бумаг и действий, которые необходимо выполнить, чтобы полис заработал. Или вовсе говорят: мы, поликлиника, имеем право иметь свои права. То есть, взяли суверенитета сколько смогли. Прямо по завету первого президента.

Все дальнейшее уже менее юмористично. Капитализм или что тут у нас есть не любит больных людей. Это понимаешь сразу и жестко, стоит тебе заболеть. Потому что если ты не академик Лихачев, то незаменимых у нас нет, попрут с работы, если начнешь бюллетенями махать, и бегай потом по судам, маши ими там. То есть, в цивилизованной стране это все как-то устаканилось, наверно, суды работодателей бьют за шаловливые руки по сусалам, и болеть там можно. У нас, вроде бы, с одной стороны, никто с тебя ничего не спросит, но однажды ты обнаружишь, что на твоем месте кто-то сидит. Тихий и скромный. Можешь даже с ним подраться. Если уже выздоровел, конечно.

Опять же, насчет работы. Домашним режимом уже не отмажешься. А интернет тебе, спрашивается, на что участники революции 1991 года отстаивали? Сам отстаивал, танк охранял. Не мне жаловаться. Так что все: садись, пиши, считай, рисуй и шли по электронной почте. Состояние твое нам до лампочки. Глуши себя эфералганом.

А главное – кругом шуршит жизнь. Это раньше что в будни, что в воскресные дни по телеку было одно кино на неделю и называлось оно «кино», на улице не было ни преступности, ни того, за что мог уцепиться глаз, пойти было некуда, и в одиннадцать тетеньки из голубого глаза просили приглушать экраны телевизоров, чтобы не мешать спать стране, которая спала уже вся к одиннадцати, честное слово, кто помнит – не даст соврать. Теперь же все лучится жизнью. На улицах – реклама, рестораны и казино всю ночь через дорогу сверкают, по телевизору – MTV и «Евроньюс», пока сам не умрешь от усталости, и все только и делают, что улыбаются, улыбаются. Сегодня рекламу слышал – что-то вроде «нынче в моде улыбки, поэтому бегом к зубному». И посреди всех этих конфетти сидишь ты – в свитере, ушанке и при включенном обогревателе, потому что не пропотеешь – не поедешь. Мелочь, кажется – а как раздражает. Вы, вообще, заметили, что людей с плохим настроением раздражают счастливые лица? Вот. А поскольку мы уже установили, что болезнь ныне из радости превратилась в набор тягостных физических ощущений, ничем не компенсированных и только подстегиваемых страхом за будущее, плохое настроение выползает само собой. Так что был бы пулемет… ох, повезло кому-то на улице, что бодливой корове Бог рогов не дает.

Понимаете ли, это все банальности. Те, кому плохо жить, завидуют тем, кто живет хорошо, больные – здоровым, старые – молодым. Но вот эта простая истина – что при капитализме или что тут у нас больным быть категорически воспрещено – отчего-то упускается из виду, когда те, кого у нас именуют консерваторами, идут стеной на либералов. Ведь любой сторонник этого самого социального государства даже фактов никаких специальных из книжки вычитывать не обязан. Он просто может спросить: «Ты болел в последшее время? На работу бегал с температурой? Ах, даже чуть под машину не попал… Ну и?..» И может в победоносной позе ждать ответа. Потому что ответ очевиден: в перекличке, как писал Искандер, принимают участие только живые. Они же и голосуют за самые свирепые меры, вплоть до уничтожения пенсий и прочих прелестей из тех, которыми любит пугать публику наш демонический мужчина Илларионов.

После всего сказанного логично предположить, что автор сам стал сторонником социального государства со всеми его яблочными прелестями, схватив, наконец-таки, нормальную температуру. Увы, нет. Не стал. Потому что пока молод, пока есть силы бегать на работу с температурой, а главное – есть некоторое миросозерцание, взятое частию от чтения книг, слушания музыки и прочей культуры, частию – от собственных наблюдений.

Миросозерцание сие вполне безнадежно: человек – животное, обреченное на труд. Когда он не трудится, он дуреет. Начинает левые идеи пропагандировать, с бомбами бегать, книжки про говно писать – короче, сами можете продолжить. Социальные гарантии – они, конечно, нужны. Но только не в объемах, а в рамках приличий. Чтобы полис действовал как сказали, и чтобы лекарства в аптеках не стоили, как водка – в диапазоне от десяти рублей до тысячи за один номинал, при том, что те, которые за десять – убивают наповал, за пятьдесят – не делают ничего, и только за пятьсот – начинают возвращать к жизни. Чтобы «скорая» могла проехать везде, не боясь, что градоначальник опять подрядец кому-то скинул, и вчерашняя дорога без объявления войны превратилась в сегодняшнюю полосу препятствий. А то ехали мы недавно с начальником ночью на машине домой. Так перед нами прямо посреди дороги вырос сегмент строительного ограждения, и могли бы мы оба оказаться на моем положении, если б не его реакция. В общем, понятно. Как говаривали герои Щедрина – секите нас, но хоть по закону.

А больше ничего и не остается, кроме как держаться, пока морды хватит. Жаль, что экзистенциальные выводы экономика с политологией не берут в расчет.

Короче, закругляюсь. Пора идти глушить температуру. Потому что завтра все оно – на работу.

А что делать? За это и боролись.