В понедельник «Известия» напечатали таки статью телекритика Ирины Петровской «Повесть о президенте» – ту самую, которую накануне отказались публиковать в качестве традиционной пятничной телеколонки.
Купюры, сделанные в первоначальном тексте, – минимальные, возможно даже технические. Скандал, будем считать, потушен. Тем интереснее сам предмет спора.
Объектом критики И.Е.Петровской была авторская программа Н.С.Михалкова «55», посвященная пятидесятипятилетию В.В.Путина. Телекритик сравнивает это новейшее произведение с произведением давним – фильмом «Повесть о коммунисте», снятом к брежневскому юбилею тридцать один год назад – и подчеркивает «стилистическое и концептуальное» сходство обоих произведений.
Разве что, в отличие от Смоктуновского, читавшего в 1976-м закадровый текст, «Михалков не прячется за кадр. И он не читает чужой текст, а произносит свой, выстраданный, исполненный высочайшего восхищения и нежнейшей любви, а потому трогающий самого автора буквально до слез…»
Несмотря на высокую полемическую эффективность статьи Ирины Петровской, со многими из ее соображений не соглашусь. Двадцатиминутное произведение Никиты Михалкова и «стилистически», и еще более того – «концептуально», отличается от прямолинейно сервильной «Повести о коммунисте».
Начнем с того, чем программа «55» вообще интересна. Интересна она, строго говоря, не тем, что создал ее Никита Михалков – большой художник. Больших художников в нашей стране много, и если разбирать творения каждого из них, выйдет книга толще энциклопедии.
Программа «55» интересна тем, что она – главный творческий продукт, изготовленный к 55-летию президента Путина и показанный государственным телевидением. Следовательно, данная программа – если и не выражение официальной точки зрения, то, как минимум, нечто приемлемое с официальной точки зрения.
То, что качественный уровень программы ниже стандартов самого же Никиты Михалкова, первостепенного значения как раз и не имеет. Накладки, разумеется, есть, и их немало. Вот, например, такая текстовая: «Если к этому подходить неформально, то это стоит очень дорого». Странновато звучит в качестве авторского комментария к встрече Путина с вдовами моряков с «Курска». Но не будем считать погрешности. Все они легко исправимы на редакторском уровне.
Сколько бы их ни было, это не должно отвлекать от главного. Программа «55» – это не документальная проза, а художественное произведение, и притом произведение высокого эмоционального накала. Поэма. Не такая великая, как «Мертвые души», но поэма. И это многое объясняет.
В том числе и то, что Петровскую, по ее словам, «изумляет». Например, эпизод, где сначала показывают садящегося в боевой самолет президента, а через секунду – бомбу, летящую с самолета (неужели того же самого?) и взрывающую какой-то домик – то ли боевую, то ли учебную цель.
Не знаю, как это ладит с логикой жизни, но с художественной логикой автора – превосходно. Сцены с военными людьми и различными видами вооружений – главные в программе. Они даже заслоняют сцены церковные, не говоря об эпизодах народной жизни, которые и вовсе на задворках. Это мало похоже на брежневскую юбилейную тягомотину, но ведь «55» – авторское кино с авторской концепцией.
Сначала – ужасы 90-х годов. Всем известные кадры с наемными шахтерами, в такт стучащими касками для журналистов около Дома правительства. Басаев и Хаттаб торжествуют на Кавказе, а в Москве – «семибанкирщина, когда рвалась страна на части». Мелькают Березовский, Гусинский, Смоленский, Ходорковский, а также Чубайс, который ни семибанкиром, ни просто банкиром никогда не был и показан в этом ряду, надо полагать, в качестве еврея (автор очень к месту уточняет: «умные, хитрые и толковые стали понимать, что сейчас в этой растерянности, можно сделать все. Весь свой гешефт…»).
Петровская не без ехидства напоминает, что было время, когда Н.С.Михалков вполне ладил и даже удачно сотрудничал с Б.А.Березовским. Но ведь перед нами художественное произведение, Березовский в нем персонаж, а авторов художественных произведений сплошь и рядом упрекали за то, что они выводили своих знакомцев в ролях тех или других невыигрышно смотрящихся действующих лиц.
Но вернемся к нашей поэме. Темное сменяется светлым. Бряцает оружие. «Грозный стал другим городом – городом, которому завидует весь Северный Кавказ» (согласитесь, это посильнее, чем «редкая птица долетит до середины Днепра»; жаль только, что не нашлось кадров завидной жизни в Грозном, взамен которых пришлось показать Каабу, к которой «тысячи российских паломников ежегодно совершают традиционный хадж»). «За восемь лет Россия вошла в число десяти крупнейших экономик мира» (тоже совсем не брежневский тезис; в ту пору местом в десятке гордилась ГДР). И апофеоз: президент произносит речь в Мюнхене, которая, как кажется автору, триумфальным образом унижает западных ее слушателей («я чувствовал потные ладошки, я видел людей, которые первый раз услышали, когда им сказали: вы вор…»).
Не требуйте реализма. Это поэтические образы. Но кто в этой поэме главный герой? Проще всего сказать: конечно, Путин, а кто же еще? Но не будем спешить.
По количеству упоминаний Путин (а также «президент», «он»), Михалков («я», «мне», «меня») и Россия («страна», люди» «мы») идут примерно вровень – по 25 – 30 раз. Формально говоря, в этом треугольнике все и происходит. Фактически же автор (невольно, разумеется) как-то заслоняет собой и Путина, и Россию. Ну, просто потому, что его показывают больше, чем их. И он все время говорит, а они почти без реплик. И держится он как наставник, а не как угодник, хотя и изъясняется исключительно комплиментами.
А впрочем, и в комплиментах иногда проскальзывает что-то особое. С интонационной точки зрения. Вот тут, к примеру: «произошли огромные и очень серьезные перемены. И как это ни покажется, так сказать, излишним, эти перемены так или иначе связаны с именем президента. Хотим мы того, не хотим, но это так…».
А что тут, собственно, «излишнего»? И как прикажете понять это «не хотим»? Совершенно некстати вспоминается персонаж Фазиля Искандера: «Нет, – сказал он, словно бы мягко возражая кому-то, – все-таки власть у нас неплохая, идет навстречу человеку…».
Вы скажете, что такова авторская метода Н.С.Михалкова. Некоторый эгоцентризм – черта, весьма распространенная среди людей высоких художественных дарований. Что верно, то верно. Но вернемся на 31 год назад и представим, как кто-либо из крупнейших наших кинематографистов делает юбилейный фильм о Л.И.Брежневе. Допустим, этот фильм делает именно Н.С.Михалков, который и в 1970-е годы, безусловно, был одним из крупнейших наших кинематографистов. Кто в этом фильме был бы главным героем? Ясно, что Брежнев. Заслонял бы его автор? Ясно, что нет.
А теперь вернемся на восемь без малого лет назад, к первым произведениям нашей путинианы. Начиналась она, помнится, с книги-интервью «От первого лица», которая была сделана Наталией Геворкян и Андреем Колесниковым в содружестве с Натальей Тимаковой. Несмотря на яркую индивидуальность авторов (а также на явственное их желание не выглядеть сервильными), все изложение, разумеется, вращалось вокруг Владимира Путина, на тот момент кандидата в президенты.
И вот путиниана-2007. Мода на несервильность забыта как кошмарный сон. Но можно ли было в 2000-м вообразить, что когда снова подступит переходный период, путинская тема станет лишь поводом для чьего-либо самопоказа?
Может быть, это не авторский почерк, а веяние времени? Может быть, Н.С.Михалков, со своей художнической чуткостью, лишь передал то, что витает в воздухе? В чисто художественной сфере воспроизвел то, как широкие массы нашего начальства видят сегодня даже не главу государственной власти, а саму государственную власть? В адрес которой нельзя жалеть благоговейных слов, но которая «все-таки неплохая» и «идет навстречу человекам», и всегда может быть превращена этими «человеками» в инструмент для решения различных их задач.