Московский визит Кондолизы Райс прошел, кажется, безо всяких результатов. Кроме одного.

По словам Сергея Лаврова, президент России в беседе с госсекретарем «поддержал понимание американской стороны о необходимости снизить риторику в публичной полемике».

Это сообщение можно, конечно, расшифровать по-всякому. Например: американцы пришли к пониманию, что их риторика в спорах с Москвой никуда не годится, доложили об этом Путину, который это их понимание и поддержал.

Между прочим, в пользу именно такого толкования говорят, к примеру, некоторые нюансы райсовской программы – в первую очередь, встреча с представителями местной гражданской общественности.

Традиционно такие встречи с особой силой выводят Кремль из себя. Но не сейчас. С некоторой даже изощренностью (если слово «изощренность» вообще применимо к американской политике), Райс обратила эту по определению вызывающую акцию в акцию, ничуть не вызывающую.

На сей раз большинство приглашенных ею собеседников были известны как люди, вполне лояльные центральной власти, хотя по конкретным вопросам и высказывающие особые суждения. «Снижение риторики» на этом горячем доселе участке произошло поэтому само собой.

Но, возвращаясь к рассказу Лаврова, предположу все-таки, что уговор о «снижении» касается не одной стороны, а обеих. Характерно: и американский госсекретарь, и первый вице-премьер Иванов (отдельно с ней встречавшийся) в довольно схожих словах заявили, что о новой холодной войне говорить сегодня не надо.

Итак, официальная Москва (как и официальный Вашингтон), не знаю уж с какой степенью серьезности, берется смягчить тон, сделавшийся слишком скандальным.

Намерение приятное, хотя и не из тех, которые легко выполнить. Реально или там нереально – договориться с Америкой о Косове, Иране и польско-чешских противоракетах, но изменить дежурный антиамериканский тон – еще менее реально. Потому что тон этот глубоко народен. Хотя и не оригинален. Много ли нынче на планете американофилов?

Для третьего мира Америка – привычное воплощение зла. Здесь ее не любят почти все, отличаясь друг от друга лишь градусом нелюбви и готовностью, либо неготовностью эту нелюбовь высказывать открыто.

Более занятен антиамериканизм союзной Соединенным Штатам Европы. О том, что его питает в загадочной европейской душе, можно спорить без конца.

Может, это от того, что Западная Европа уже лет девяносто, с конца Первой мировой войны, не суверенна: каждый ее большой внутренний конфликт так или иначе разрешался Соединенными Штатами. Да еще и на других континентах хранителем и вооруженным насадителем западной цивилизации все эти годы опять-таки была Америка, отодвинув европейцев от этой роли, прежде ими весьма ценимой.

Как бы то ни было, некоторая доза американофобии входит в джентльменский набор всякого интеллигентного европейца. Противоположное просто рискованно. Ясно ведь, что от американофильства один шаг и до бушефильства. А уж одно подозрение в этом последнем сразу и навсегда сделает европейского интеллигента человеком, как у нас выражаются, нерукоподаваемым.

Вот и вернемся к нам. Некоторое время назад, беседуя о том, о сем с журналистами, американский дипломат (должностью на несколько рангов ниже госсекретаря), спросил между прочим: а как бы так устроить, чтобы в России относились к Америке подобрее? Пусть американские спортсмены всегда проигрывают российским, – посоветовал автор этих строк.

Поскольку совет не пошел в дело, то ситуацию приходится принимать такой, какая есть. В последнее время число россиян, считающих США недружественным России государством, вдвое больше, чем тех, кто видит в Америке державу дружественную – 55% против 27% (здесь и далее – данные Фонда «Общественное мнение»).

Эта пропорция диаметрально противоположна той, которая в этом году обнаружилась в отношении к Китаю: дружественную страну в великом нашем юго-восточном соседе видят 49% сограждан, а недружественную – 25%.

И это далеко еще не рекорд любви. Хотя Германия, в отличие от Америки, была во Второй мировой войне не союзником, а страшным противником, но сегодняшнюю ФРГ (если уж совсем точно, то вчерашнюю, т.к. последний опубликованный опрос ФОМа сделан в 2005 году) видят дружественной державой 70% россиян против 13%, держащихся противоположного мнения.

Конечно, картина меняется. И меняется к худшему. Настороженно-неприязненное отношение к внешнему миру растет в сердцах сограждан с каждым годом. И Китай знал у нас лучшие времена: в 2001 году в нем видели дружественную страну целых 67% опрошенных, а недружественную – всего 18%. Да и отношение к Германии, если замерить его сегодня, наверно оказалось бы менее теплым, чем в позапрошлом году. Но степень народной неприязни к Соединенным Штатам слишком уж явно выпадает из ряда.

И эта особость не из-за разногласий, фигурирующих в официальном перечне. Рядовой человек не привык вникать в конкретику. Да и с Евросоюзом реальных разногласий сегодня будет побольше, а народное отношение к главным его державам все еще остается скорее положительным.

Возмущение кампанией в Ираке? Но ведь кому, как не нам, ее понять – она так похожа на нашу собственную афганскую.

Видимо, сходство даже слишком велико. Америка настаивает на своей сверхдержавной роли. Той, которую мы сами так долго несли, но не смогли сохранить. Разве вы будете симпатизировать конкуренту, который упорно продолжает игру, из которой вы вышли, устав от проигрышей?

Понятны и прозрачны симпатии к Германии: она в свое время нам проиграла и всегда готова подтвердить свой старый проигрыш. Менее ясны симпатии к Китаю – восходящей сверхдержаве и довольно явственному кандидату в старшие братья. Но, во-первых, он не тычет этой перспективой в лицо, а во-вторых, в нем чувствуется поднимающийся соперник Америки, каковое обстоятельство само по себе рождает с ним солидарность.

Разумеется, китаецентричный мир, если бы таковой возник, вовсе бы не оказался более комфортным для России, чем мир американоцентричный. Но массовые чувства подпитываются не прогнозами на будущее, а обидами за прошлое.

И эти обиды уходят не легко и очень не быстро. Простое «снижение» обоюдной пропагандистской риторики тут мало что даст. Ведь среднего россиянина впечатляет не американская риторика (и не антиамериканская риторика нашей пропаганды), а сама по себе сверхдержавная роль Америки, пусть даже он и склонен (в полном единении с собственным начальством, а равно и с мифологизированной частью американцев) основательно эту роль преувеличивать.

Те редкие моменты, когда США выходят из этой роли, меняют к ним отношение сильнее любых риторических «снижений».

Только раз в этом веке симпатии и антипатии к США почти сравнялись – на коротеньком, всего в несколько месяцев, отрезке после 11 сентября 2001 года. В начале 2002 года Штаты назвали дружественной страной 39% россиян против 44%, оставшихся на традиционной точке зрения.

Америка недолгое время побыла не сверхдержавой, а жертвой, и сразу ощутила в России волну приязни. Затем она вернулась к сверхдержавным обязанностям, и приязнь испарилась.

Таковы сегодняшние чувства народов, и не одного российского. Пока Америка такая, какой мы ее знали до сих пор, она не дождется у нас любви, даже если на секунду допустить, что именно любви добивается от России г-жа Райс.

Добиваться надо делового взаимодействия. Потому что в плоскости сегодняшних практических интересов у нас гораздо больше точек соприкосновения, чем в плоскости ностальгической имперской ревности.