Как и все огромное, Китай не понять умом и не измерить общим аршином. Поэтому нет ничего удивительного, что лекция И.А. Рогачева и ответ на нее Александра Храмчихина так различаются в оценках одних и тех же примечательных явлений.

И в самом деле, периодичность встреч первых лиц наших двух держав высока, как никогда. Обмен услугами и товарами тоже беспрецедентно велик. Китайцы поют романсы на слова А.С.Пушкина, а по Амуру тянутся баржи с российским лесом, чтобы взамен мы получали решительно все, чем для прихоти обильной Пекин торгует щепетильный.

Из чего И.А.Рогачев выводит, что «мы демонстрируем взаимное уважение, относимся друг к другу как равноправные партнеры…, демонстрируем положительный пример взаимной выгоды и общего процветания…».

По Храмчихину же мы демонстрируем как раз пример отрицательный, партнерство неравноправное и выгоды невзаимные. «Способны ли мы вообще правильно понимать намерения Китая и интерпретировать его действия?». Этот вопрос – риторический, потому что в распоряжении автора – надежный ключ для расшифровки мыслей и чувств наших дальневосточных друзей. А именно: китайские стратагемы, а также географические карты, которыми жонглируют китайские интернет-патриоты.

Те и другие раскрывают нам формулы подлинных наших отношений. Например: «грабеж во время пожара» (российско-китайская торговля), «превращение гостя в хозяина» (расширение Китая до границ из той эпохи, когда китайские и русские земли были субъектами федеративной империи наследников Чингисхана) и т.п.

Так чего все-таки ждать - взаимного сопроцветания или прозябания под пятой соседа-гегемона?

Перед тем, как гадать, каковы желания Китая, надо оценить его возможности. Ведь желания могут быть самыми пылкими, но реальные возможности ставят их осуществлению некие границы.

Однако, в том-то и дело, что оба наших автора (вместе с большинством экспертов во всем мире) молчаливо подразумевают, что границ у китайских возможностей как раз и нет. Завораживающее воздействие «китайского чуда» столь же велико, как и обаяние «японского чуда» лет тридцать назад, когда очень многие (и особенно японцы) верили, что в начале ХХI века Япония станет первой экономикой мира. Увы. Этого нет и никогда не будет.

Чем может стать Китай? Во всяком случае, не страной, где живет большинство землян. Сейчас здесь 1,3 миллиарда жителей – 20% из 6,5 миллиардов всепланетного населения (все цифры здесь и дальше – предварительные данные за 2006 год).

Китайская доля в мировом населении уже сейчас уменьшается и будет уменьшаться впредь. В абсолютных цифрах число китайцев по инерции еще растет, но скоро перестанет: рождаемость здесь ниже, чем в Соединенных Штатах (соответственно 13,3 и 14,1 на тысячу жителей).

Экономика Китая сегодня – третья на планете (15% от мировой, если считать в паритетах покупательной способности). Впереди только Соединенные Штаты и Евросоюз (и там, и там по 20%). За последние тридцать лет китайская хозяйственная мощь выросла в 10 раз, увеличиваясь темпами, вдвое-втрое более высокими, чем среднемировые.

Но до бесконечности это продолжаться не может: опыт уже есть.

«Японское чудо», исчерпав себя за 30 лет, сделало среднеразвитую страну одной из высокоразвитых (хотя до американского уровня развития Япония не поднялась и в обозримом будущем не поднимется).

Мировым рекордом является, видимо, угасающее понемногу «южнокорейское чудо», которое за 50 лет подняло одну из беднейших стран мира до уровня нижней группы высокоразвитых стран (валовой продукт на душу населения здесь равен двум третям японского).

Тридцать лет назад Китай был очень беден. Сегодня он – среднеразвитая страна, втрое уступающая Южной Корее по душевому производству. Достигнуть теперь даже южнокорейского (не самого выдающегося в мире) уровня одним скачком уже не получится. Китайское крестьянство, казавшееся неисчерпаемым резервуаром рабочей силы для новых отраслей, уже вычерпано сегодня больше, чем наполовину. Иссякает и резервуар народного аскетизма. Средний китаец уже не готов работать так много, зарабатывая так мало. Созрел и целый куст других проблем.

«Китайское чудо» пойдет на убыль, темпы роста начнут снижаться, а среднемировые темпы – совсем не обязательно. А лет через пятнадцать-двадцать Индия, экономически растущая так же стремительно, как Китай, еще и отодвинет его на вторую позицию в мире по численности жителей.

В ХХI веке у Китая мало шансов стать хозяином мировой экономики. Сомнительно, что его доля даже ненадолго сделается такой, какой она была у Соединенных Штатов в середине прошлого века, на пике их хозяйственного могущества.

Быть Китаю одной из главных мировых держав, но не быть мировым гегемоном.

Именно сохранение (и подъем) других центров мирового могущества и дает России надежду не стать приложением к своему великому соседу.

А ведь вероятность стать таким приложением тоже налицо. Проблема не только, да и не столько в картах, которыми тешатся отдельно взятые китайские энтузиасты, а в самой китайской картине мира. До ХIХ века Поднебесная вообще не признавала суверенитета других государств. Все племена должны приобщаться к цивилизации, подчиняясь единственному ее источнику – Поднебесной. А те, которые говорят, что они сами по себе, именно этим и выдают себя с головой как дикари и варвары.

Отсюда совсем не обязательно следует, что иноземные дикари подлежат завоеванию. Китайская традиция славится рационализмом. Наступательные войны здесь случались реже, чем в Европе. Но время от времени, в припадке внезапно нахлынувшего романтизма, все же случались.

Современный Китай знает и эпоху романтизма – маоцзедуновскую, и эпоху рассудительного прагматизма – нынешнюю. По закону чередования следующая эпоха опять будет не чужда романтики, и во что эта романтика выльется, можно только гадать.

Признание чужого суверенитета для китайцев – дело новое. То, к чему еще привыкать и привыкать. А пока, за И.А. Рогачевым, говорить о некоем «равноправном партнерстве» не приходится никак. У Китая не может быть «равноправных партнеров». У старшего брата возможен только младший брат.

Не знаю, что скажут будущие поколения китайских руководителей, а нынешнему, прагматическому, Россия интересна не столько как пространство для освоения, сколько как поставщик энергоресурсов и оружейный арсенал.

Кстати, точно в этих же качествах Россия интересна и Индии, отношения с которой имеют, правда, тот плюс, что возможность территориальных претензий или там нечаянных заражений приграничных областей исключена по определению.

В лекции И.А. Рогачева сочувственно упоминался миф о возможном и будто бы целесообразном тройственном российско-индийско-китайском альянсе. Но что, собственно, эти державы станут делать втроем?

В мировой торговле Индия с Китаем скорее конкуренты. В глобальной политике индийские интересы вполне могут сблизиться с американскими, что сейчас и происходит. А китайские – не могут. По крайней мере, до тех пор, пока отношения Китая с дальневосточными друзьями и сателлитами Америки так запутаны и напряжены.

Самое недальновидное, что может сейчас сделать Россия – это помогать Китаю в его возможных антиамериканских мероприятиях. Александр Храмчихин ссылается на стратагему, но это тот случай, когда ситуацию можно понять даже и без стратагем. Более простого способа связать себе руки и стать вассалом просто не существует. Чтобы дружба с великим соседом не переросла невзначай в нечто большее, ее нужно уравновешивать партнерством с другими центрами силы.

Что же до нашей с ними торговли, то она, по-моему, совсем не такой грабеж, как это видится Александру Храмчихину. Разумеется, эта торговля держится (с нашей стороны) на нефти и на прочем сырье. Но ведь на том же самом держится наша торговля и со всеми другими крупными партнерами. Что же до встречного потока китайских товаров, то нам с Храмчихиным они, пожалуй, могут не нравиться (да нас никто и не заставляет их покупать), но вообще-то спрос на них очевиден. Как и во всем остальном мире.

И этому умению производить то, на что есть спрос, нам уж точно пора учиться у китайцев. Не сооружению особых зон, как советует И.А. Рогачев, – эти зоны держатся на драконовских запретах: крестьянам  переселяться в города, жителям западных провинций в приморские, – а китайскому умению держать экономику в боевом, конкурентоспособном состоянии, с дешевым юанем и с инфляцией, которая ниже, чем в Евросоюзе и в Соединенных Штатах.

Если «год Китая» кого-нибудь научит чему-то подобному, значит, этот год будет прожит не зря. Ну а «век Китая» - это сейчас фантазия, которая и впредь останется таковой. Если, конечно, не помогать делать ее былью.