Предновогоднее повешение Саддама Хусейна, о котором уже писалось на сайте, по-прежнему остается самым резонансным событием последнего времени. Мировые лидеры вынуждены выступать со своими "особыми мнениями" по этому поводу. В прессе вновь возникла тема недопустимости смертной казни, тем более ее публичного транслирования. Об этом и предлагаемая читателю статья. - GlobalRus.   

Смертная казнь – эстетически омерзительна, нравственно и религиозно несостоятельна, прагматически бессмысленна.

Саддам Хуcейн – один из самых жестоких и чудовищных диктаторов конца ХХ века. На его совести столько человеческих жизней, столько крови и мучений, что никакое отношение к Америке и американской политике в Ираке не может вызвать не то что сочувствие к нему, но даже приглушить элементарное чувство гнева и отвращения. По всем, даже самым гуманным счетам нет такой смерти, которая была бы хоть сколько-нибудь адекватна его преступлениям.

Но в кадре растерянный и опустошенный старик. Его буквально пинками подталкивают к месту, где висит веревка. Потом эту веревку накидывают ему на шею. Изображение дергается, камера не может зафиксировать происходящее, постоянно выхватывая то шею с веревкой, то общий план – старик стоит в каком-то пальто, которое сидит на нем несколько мешковато - и опять шея, глаза, веревка.

Какая к черту справедливость, какое возмездие – щемящая жалость, пробирающая до дрожи, до невозможности поверить в реальность происходящего. Оставьте его в покое, ублюдки!

Все это настолько невыносимо, невозможно, что инстинкт самосохранения подбрасывает спасительную мысль: это спектакль. Сейчас камеру выключат, злобные люди, пинавшие старика и измывавшиеся над ним, выйдут из роли, снимут с его шеи веревку, похлопав по плечу; дадут актеру, изображавшему все это время Саддама, немного денег и отправят военным самолетом куда-нибудь подальше от Ирака. Он еще успеет справить Новый год в кругу семьи. 

Ньют Гингрич, видный деятель республиканской партии, в свое время дал простую и ясную формулу идеологии республиканской партии: "Хорошее правительство - это низкие налоги и смертная казнь". Идея возмездия, которое общество воздает тем, кто нарушил установленный им порядок, тем, кто стоит у него на пути, угрожает ему и его ценностям – одна из ключевых  в американской политической культуре. Общество (как в широком понимании - нация, государство, так и в узком – община) – высшая инстанция, а потому имеет право не просто наказывать, а совершать полноценное воздаяние, в том числе и лишая конкретных людей жизни. Причем это лишение человека жизни является не только собственно возмездием, смертная казнь выполняет функцию жертвоприношения богам общественного порядка. Кроме того, протестантское сектантство, из которого и формировалась американская политическая культура, ориентировано на буквальное и весьма жесткое перенесение ветхозаветной идеологии на практику: око (а лучше два) за око, зуб (лучше три, пять, десять) за зуб.

Из этой догуманистической и по сути дела дохристианской логики исходит и политическая прагматика: те, кто поднял руку на Америку, те, кто выступил против нее, кто нанес ей урон, – должны получить сторицей. Чтобы впредь другим неповадно было. Без уяснения этой особенности, кстати, чуждой русской политической и военной культуре, невозможно понять жестокость бессмысленных с военно-стратегической точки зрения  бомбардировок немецких городов в конце войны. Мне отмщение и аз воздам.

В случае с Хусейном прагматика казни раздавленного, лишенного какой бы то ни было власти и уже потому безвредного диктатора вполне очевидна. Он встал на пути Америки, бросил ей вызов и зашел в этом слишком далеко. Кадры его казни, показанные по телевизору, обращены не только к обывателям, но и непосредственно к диктаторам нынешним и будущим –  с Америкой не шутят. И чем омерзительнее зрелище, тем больший будет эффект.

Однако как раз нынешняя казнь Саддама Хусейна скорее показывает, что такого рода прагматика выглядит сегодня очень сомнительно. И дело не только в эстетической и нравственной невозможности всей этой мелочной мстительности и варварской жестокости по отношению к врагам. В нынешнем мире, в мире после 11 сентября и Беслана, «мне отмщение и аз воздам» делается проблематичным. Око за око, и зуб за зуб? Хорошо, но готово ли американское общество направлять самолеты с пассажирами на высотные здания? Готово ли поставлять самоубийц-террористов, взрывающих себя в аэропортах? И как в этой ситуации остановит/испугает казнь будущих шахидов, да даже и их спонсоров? Кадры казни если и возымеют какое-то действие, то прямо обратное, только разжигая праведный гнев и решимость к действию.

При этом вид старика, над которым какие-то чудовищные люди вершат омерзительную расправу перед камерами, никого ни в Америке, ни тем более в Европе не может наполнить ни праведным гневом, ни решимостью – одно опустошение и глубокое сострадание врагу. Вряд ли это именно та прагматическая цель, которая отвечает задачам американского общества. И недаром объявление о смертном приговоре Хусейну, подгаданное прямо под американские выборы в конгресс и сенат, никаких очков республиканской администрации не принесло – наоборот, республиканцы потерпели самое сокрушительное поражение в своей истории. Смертная казнь – уже не только с нравственной, но и с прагматической точки зрения – пережиток варварства. На ней нельзя строить ни внутреннюю, ни внешнюю политику.

Смертная казнь – эстетически омерзительна, нравственно и религиозно несостоятельна, прагматически бессмысленна. Публичная смертная казнь -  омерзительна (эстетически, нравственно, религиозно – да как угодно) до полной невозможности, а прагматически не просто бессмысленна, а чудовищно вредна. И если есть хоть какой-то положительный смысл во всей этой истории с казнью Хусейна, то только в том, что теперь этого не понимать уже невозможно.