Два события, прошедшие на днях, – открытие «обезьяньего процесса» в Санкт-Петербурге и «конференция» по Холокосту в Тегеране – заставили задуматься о неоднозначности поиска истины.
Муллы, устроившие в столице Ирана изыскания насчет того, был или не был Холокост, не особенно рисковали своим престижем. То, что не позволено цивилизованным людям, вполне допускается для нецивилизованных. Запад по-прежнему живет по двойным стандартам, и, осуждая историков-ревизионистов типа Дэвида Ирвинга (не в переносном, а в буквальном юридическом смысле), позволяет это делать «суверенным» режимам. Конечно, правительства западных стран осудили сборище – но бойкотировать после подобной конференции Иран никто не будет, ибо задача умилостивить Ахмадинеджада, дабы он не создавал атомную бомбу, представляется более важной. Вообще после недавнего карикатурного скандала мультикультурная модель, принятая в Европе, выглядит особенно уязвимой.
Внятного разъяснения того, что допустимо и что нет, так и не последовало. Французский философ Глюксман попытался объяснить, что надо отделять исторические факты от религиозной веры, и потому отрицание Холокоста есть отрицание документально установленных свидетельств, но на него зашикали мультикультуралисты, левые и тому подобная публика.
На этом фоне антисемитская конференция в Тегеране представляется всего лишь очередным проходным событием. То, что большая часть мусульманских стран вполне официально исповедует антисемитизм (антисионизм – а ля Николай Кондратенко) – не открытие, равно как и то, что во главе этого всеисламского антиизраильского похода находится Тегеран. Понятно и то, что никакие «научные» конференции не способны поменять отношение мирового сообщества к Холокосту. Как писал Гете: «Чувствуешь преднамеренность и разочаровываешься». Впрочем, какого поиска истины можно ожидать от государства, где только недавно, несмотря на протесты всего мира, была публично повешена шестнадцатилетняя девушка Атефа Раджаби – «за аморальное поведение», а перед ней – двое мальчиков 15 и 17 лет – за «содомию».
Зато противники Ирана получили в свои руки дополнительный козырь. Израильский премьер не случайно впрямую намекнул на наличие ядерного оружия у его страны. Так что тегеранская конференция контрпродуктивна для самого режима мулл. (Не случайно на местных выборах в пятницу сторонники Ахмадинеджада потерпели поражение – люди устали от того, что их лидер борется с сионизмом, а не с нищетой и коррупцией в собственной стране.) Аналогично безуспешно в свое время обличал империализм и тот же сионизм СССР, тратя инвалютные рубли – они же нефтедоллары, на прием в Москве (а то и где-нибудь в Гаване) делегаций маргиналов со всего света. В Тегеран съехалась подобная малопредставительная публика – куклуксклановец из США, пара историков-ревизионистов, раввины-антисионисты (бывают и такие) и т.д.
Зато иранский президент не упустил случая пнуть мертвого льва, причем таким образом, что все сочувствующие ему в Москве должны были бы вздрогнуть. Ахмадинеджад напророчил, что "как СССР был уничтожен и перестал существовать, так же будет уничтожен и сионистский режим". Наши доморощенные сторонники многополярности, видящие союзников, в том числе, в Тегеране, забывают обычно, что исламистский Иран был в числе злейших врагов Советского Союза, а юный Ахмадинеджад, по утверждению его биографов, вслед за захватом американского посольства призывал к штурму советского. Так что ненавистник СССР и ненавистник Израиля совпали в одном лице – к недоумению российских антисионистов. Все это лишний раз подтверждает, что тот, кто начинает борьбу с одним народом, заканчивает походом на любой другой, например, на славян.
В Санкт-Петербурге в те же самые дни шестнадцатилетняя вундеркинд-старшеклассница Мария Шрайбер устроила судебное разбирательство по поводу правомочности преподавания теории Дарвина – без альтернативной креационистской. Внешне это выглядит почти так же дико, как и «конференция» по Холокосту. Но в данном случае не стоит спешить с выводами. Любая научная теория только тогда заслуживает названия научной, когда способна выдержать любое беспристрастное изучение и быть доказанной многократно и на разных примерах. Это во-первых. Во-вторых, за многие десятилетия тоталитарного режима, общество отучилось от мысли, что оно может контролировать школьные программы и что родители вправе интересоваться – чему и как учат детей?
Дарвинизм в строгом смысле этого слова наукой не является, а, скорее, представляет собой философскую концепцию, основанную на вере в эволюционное развитие всего живого. Если Мендель предложил законы генетики, которые доказываются миллионами примеров, то Дарвин подобных законов, не допускающих исключений, не выдвигал. «Борьба за существование» и «выживание приспособленных» - суть принципы, но не законы. Современная наука уже почти не пользуется термином «дарвинизм», предпочитая ему «современную теорию эволюции» - СТЭ, основанную, в первую очередь, на генетике и делающую акцент на мутациях генов. Все это не означает неправоты Чарльза Дарвина, а лишь подчеркивает всю сложность задачи «защиты дарвинизма».
Наше же общество три четверти века получало образование в школе, где не приучали к независимому мышлению, а делали упор на зубрежку – и отвыкло от критического анализа и дискуссий, в которых укрепляются и оттачиваются доказательства. В этом смысле питерский процесс являет собой возможность взглянуть по-новому на то, что кажется привычным. Религиозный обскурантизм, который и навязал этот судебный иск, в данном случае может сослужить добрую службу светскому и научному мировоззрению, развитию основ гражданского общества, так как научит их сторонников отстаивать свои взгляды, спорить и убеждать.
Знаменитый «обезьяний процесс» в Америке сыграл выдающуюся роль в истории страны, так как обе стороны – и христианские фундаменталисты и их оппоненты – получили возможность в суде отстаивать свои взгляды, а общество – наблюдать за их прениями и делать свои выводы. Тактически тогда выиграли фундаменталисты, но стратегически победа осталась за прогрессистами. Процесс ни в малейшей степени не помешал триумфальному развитию американской биологической науки. Самым важным было то, что обществу не навязывалась идеология, а в спорах его представители находили консенсус.
Конечно, формировать учебные программы должны чиновники от образования. Но и общество не может оставаться в стороне. Было бы неплохо, если бы кто-то из учащихся обратил внимание на программы по отечественной истории. Вот уж где поле для легальных исков!
