Историк Игорь Можейко (он же писатель Кир Булычев) в свое время встретил надвигающееся 50-летие Великого Октября историко-фантастической пьесой (она была опубликована еще в СССР после 1989 г., а в 1992 г. даже показана по телевидению). Там торжественная инсценировка октябрьских событий в Ленинграде 1967 г. выходила из-под контроля обкома, группа местных интеллигентов (работников Эрмитажа) неожиданно успешно защищала Зимний дворец от комсомольцев, переодетых в матросские бушлаты, а актер Ленконцерта, переодетый Керенским, приказывал советским летчикам бомбить Кремль (летчики приказу вдруг подчинялись). Хороший историк, автор почувствовал чутьем фантаста (тоже хорошего), до какой степени неустойчивы к малым возмущениям будущего оказываются итоги прошлого. Стоит произойти переоценке ценностей, стоит измениться карте сегодняшнего дня, как вслед за ней рушатся концепции и версии, еще совсем недавно охватывавшие мощным каркасом «логики истории» такие понятные и устремленные к единой цели столетия. И вот уже следуют растерянные констатации: «мятеж не может кончиться удачей»… «назвал историка пророком, предсказывающим назад»…
50-летие народной революции в Венгрии (она же — до 80-х гг. — антинародная контрреволюция) прошло по пророческому сценарию Можейко-Булычева (с точностью до замены красных на белых и наоборот). Все помчались в диком танце — и уже не разберешь, кем был, например, Имре Надь — вождем народной революции против советского тоталитаризма (общепринятая международная и венгерская версия 1989-2006), лидером инспирированной Западом и НАТО контрреволюции (официальная советская и венгерская версия 1956-1989), сексотом НКВД по кличке «Володя» — доносчиком-погубителем десятков коминтерновцев в Москве 1937 г. (документированная, но не признанная «в реале» версия последнего шефа КГБ Крючкова) или, наконец, рядовым красным стрелком в интернациональной команде в подвале Ипатьевского дома в июле 1918 г. (домыслы любителей переложить на инородцев ответственность за убийство русского царя).
А между тем, Венгерская революция — событие действительно судьбоносное, предопределившее не только судьбу Венгрии, но и судьбу геополитического противостояния второй половины XX века в целом. В течение нескольких бурных месяцев второй половины 1956 года небольшая восточноевропейская страна была «точкой ветвления» этой судьбы, и все возможности будущего сходились в ней одновременно.
Венгерские события 1956 г. могли породить несколько вариантов будущего. Они их и породили. В «будущем Юрия Андропова» (совпосла в Будапеште-1956, фактически оказавшегося координатором решений московского политбюро) эти события стали прививкой от слабости, от любых попыток выхода за рамки традиционного социализма, убедительным доказательством того, что идеологическая оттепель только начинается дружелюбно и интеллигентно, но обязательно перерастает в пожар (с массовыми убийствами коммунистов, с мощной активностью западных спецслужб, с немедленной сменой внешнеполитической ориентации). В «будущем Андропова» эти события предопределили идеологический догматизм, зашоренную и трусливую интеллигентофобию, неспособность к умной самозащите власти, а в результате — самоубийственную нереформируемость режима и государственно-политической системы.
В «будущем Яноша Кадара» (вышедшего — после пыток и пожизненного приговора — из тюрьмы лидера внутрипартийной антисталинистской оппозиции, буквально в последний день успевшего дистанцироваться от переметнувшегося в антисоветский лагерь Надя) эти события стали первым этапом циничной, хитрой, прагматичной и при этом самодостаточной жизни «самого веселого барака в социалистическом лагере» — страны, в которой все основные требования 1956 г. (кроме перехода под контроль НАТО) оказались тихой сапой реализованы под носом СССР. В «будущем Кадара» реализация требований революции 56-го года была обеспечена прочной властью однопартийного режима, а также политическим покровительством и неограниченной матпомощью СССР. В «будущем Кадара» демонтаж социализма в конце 80-х оказался наиболее спокойным, самым мирным и неистерическим во всей Восточной Европе. В «будущем Кадара» октябрьские события 56-го года стали убедительным доказательством двух политических теорем: 1) массовая истерия разрушительна и самоубийственна для любого революционного проекта и 2) жесткое подавление истерии собственными силами — единственный способ этот проект реализовать.
Этой осенью в Венгрии прорезалось еще одно будущее — «будущее Имре Надя». Мадьяр, сдавшийся в плен русским в 1917 г. и ставший вскоре членом партии большевиков, агент НКВД с 1933 г., креатура Берии и Маленкова в венгерском руководстве с 1953 г., Надь — эта трагикомическая (гашековско-шекспировская) версия Ивана Мазепы — в полной мере реализовал свой потенциал только сейчас, посмертно, в дни юбилея революции, разом опрокинув ее смысл и превратив из демократического народного восстания за свободу в манипулируемый, истерический хулиганский погром. Но вот в чем главный парадокс «будущего Надя»: если через 50 лет после кровавых событий 56-го года, через 30 лет осторожного и «вегетарианского» кадаровского социализма, через 16 лет после самой бархатной из всех антикоммунистических «революций» все закончится уличными беспорядками, насильственным свержением «экс-коммунистов» и эскалацией ненависти, это будущее получит обратную силу. И «венгерская революция 1956 г.» опять превратится в кровавую вакханалию, массовую социальную истерию, инспирированную из-за рубежа и поддержанную неадекватными массами.
Теорема Оруэлла — «кто владеет прошлым, тот владеет настоящим» — легко поддается инверсии: «кто владеет настоящим, тот меняет прошлое». И речь вовсе не идет о подтасовке фактов. Речь идет о всей череде последствий, которые оказываются порождены событиями прошлого, и о том результате, который фиксируется единственным измерительным инструментом исторической науки — общественным мнением.
Чем было движение за национальное возрождение в республиках Прибалтики на пороге 1991 г.? Многие демократически настроенные москвичи взахлеб рассказывали тогда о своих прибалтийских впечатлениях: надо же, никакого национализма! Одно стремление к свободе! Столь же демократически настроенные прибалтийские русские преспокойно голосовали за независимость Эстонии, Латвии и Литвы, обозначая тем самым версию совсем еще недавнего прошлого как демократической революции, направленной против коммунистической власти. Замшелые вопли коммунистических догматиков о «националистах», «агентах Запада» и «русофобах» разбивались о всеобщую уверенность в совсем другой реальности. Однако будущее изменилось — и тут же радикально изменилась реальность прошлого: нацистское по своему формату превращение в апатридов почти половины законных жителей Прибалтики, ураганный дрейф в сторону НАТО, мировое лидерство в антироссийской внешней политике и повседневный языковый апартеид перевернули все не только сейчас, но и в далеких 89-90 гг. А позиция «радикальных коммунистических консерваторов», «людей вчерашнего дня», которую еще 15 лет назад было бы стыдно всерьез даже пересказывать, вдруг предстала единственной, логически безупречной версией происшедшего, получающей ежедневные и все более убедительные доказательства.
Обратная сила истории была известна всегда. В конце 30-х годов Черчилль в своем знаменитом письме к Муссолини уговаривал «дуче» не связываться с Гитлером и остаться в веках «великим деятелем Италии». И в этих словах был не только цинизм прожженного дипломатического лиса, но и мудрость исторического персонажа в… лорд Мальборо знает каком поколении. Ничего особо циничного: остался же друг и единомышленник Муссолини фалангист Франко в истории Испании великим каудильо, основателем новой истории нации, да и дожил спокойно до 1975 г. Потому что оказался соразмерным истории, а сумма проигрышей страны из-за его ошибок, преступлений и жестокостей не перевесила — по окончательным результатам — суммы ее выигрышей. Вот и «дуче», не свяжись он — из жадности и авантюризма — с маньяками-убийцами, не попри на рожон против показавшихся ему слабыми «плутократий», вполне мыслим был бы в «свободной Европе» 60-х. Но дуче не думал о далеких 60-х — он думал о такой близкой Абиссинии. А до 60-х — до них еще и дожить надо! Троцкий называл это «политикой ближнего прицела».
История, в отличие от политики, всегда — «дальнего прицела». И если она что-то знает не просто хорошо, а замечательно, отлично, так что от зубов отскакивает, так это — сослагательное наклонение. История постоянно вибрирует и наносит мощнейшие, иногда катастрофические, удары из сегодняшнего дня на сотни, тысячи лет назад, переводя прошлое, по законам квантовой физики, из неопределенного в определенное состояние. Великолепные возможности, фантастические перспективы обнуляются, грандиозный потенциал уходит в пустоту, великие народные движения превращаются в мелкую кровавую суету, а перманентная революция оказывается дешевым пиаром на крови.
Тем более острой становится сегодня тревога за Россию — и за все столетия ее до сих пор не определившегося прошлого.
