Один из колумнистов Газеты.ру, комментируя иркутскую авиакатастрофу, очень точно заметил – «как изменилось то, как в России обсуждают подобные иркутской катастрофы. Может быть это и цинично – но лучше, чем несколько лет назад... В первые сутки иркутской авиакатастрофы почти никто не искал виновных с тем, чтобы обратить на них праведный гнев. Большая часть обсуждений – не о том, кто именно должен понести ответственность, а о том, что можно сделать, чтобы больше такого не происходило. Призывов немедленно линчевать владельцев, техников, руководство авиакомпании «Сибирь», (…) – почти не было». Далее он, правда, зачем-то рассуждает о невидимой руке рынка, но к делу это уже не относится, мы говорим именно о реакции общества на трагедию – и стоит согласиться с тем, что реакция эта гораздо более адекватная и здоровая, чем если бы самолет взорвался – ну, скажем, в ноябре две тысячи четвертого.

Далее. Уничтожение Басаева, как бы убедительны ни были рассуждения о том, что за успех спецслужб выдают случайный подрыв автоколонны, или что местонахождение Басаева никогда не было секретом для ФСБ, и в том, что его уничтожили именно сейчас, накануне саммита, гораздо больше сиюминутной политики, чем реальной борьбы с терроризмом, - так вот, как бы убедительны ни были эти рассуждения, глупо отрицать: то, о чем вчера Патрушев докладывал Путину, является, во-первых, самым популярным шагом, какой только могла совершить российская власть, и во-вторых – самой большой общенациональной победой, значащей для каждого русского человека гораздо больше, чем любой успех на любом футбольном чемпионате – если эти вещи вообще можно сравнивать. О том дне, когда окровавленный труп Басаева будет гарантированно идентифицирован, мечтал каждый из нас на протяжении десяти с лишним лет. Убив (неважно как, неважно почему) Басаева, российская власть в и без того спокойной, совсем не революционной обстановке, получила беспрецендентый, ни с чем не сопоставимый ресурс народного доверия. Черт подери, Путин когда еще обещал замочить в сортире, никто уже не верил, что замочит – а вот вам пожалуйста, получите-распишитесь. Что бы ни происходило дальше, этого ресурса российской власти хватит очень надолго.

И как же власть распоряжается этим ресурсом? О, очень здорово распоряжается. Она принимает поправки к закону о противодействии экстремизму.

Закон этот выглядел сомнительным еще четыре года назад, когда его принимали – но тогда как раз случилась фанатская драка на Манежной, потом взрывались заминированные плакаты, - та еще обстановка, - да и вообще, в конце концов, ничего плохого в том, чтобы формула «Экстремизм – это зло» была оформлена юридически, не было.

Теперь, однако, зачем-то возникла потребность дополнить тот закон поправками, которые без натяжки можно назвать людоедскими. Приравнивание к экстремизму публичной клеветы на чиновников любого уровня, - при том что судебная практика свидетельствует: в российских условиях при желании клеветой можно счесть любую публичную критику, - приравнивание к экстремизму «препятствования деятельности государственных органов» (это такой синоним акций НБП), недопущение патентованных экстремистов к участию в выборах и к СМИ и так далее. Получается нечто вроде свода законов какого-нибудь американского штата, веками обраставшего нелепостями типа запрета выставлять в магазинной витрине голый манекен или запрета заходить без носков в публичный дом. Но в том и различие, что свод законов американского штата обрастал нелепостями именно что веками, а наша власть зачем-то хочет сразу, за одну неделю (надо успеть до окончания нынешней сессии парламента!) законодательно исключить всякое внесистемное проявление, не понимая, что не бывает законов, которые нельзя обойти. Нацболам запретили препятствовать работе органов власти? Отлично, завтра нацболы начнут работе этих органов издевательски способствовать (не запрещено же!). Как? Придумают, не сомневайтесь.

Более того. Ни одно ДПНИ не могло и мечтать о таком подарке, как антиэкстремистские поправки. Еще вчера, митингуя против памятника Гейдару Алиеву – кем были борцы с нелегальной миграцией? Обыкновенными маргиналами, городскими сумасшедшими. А кто они теперь? Политические! Недаром так радостно анонсирует сайт ДПНИ завтрашний «День народного гнева» у стен Госдумы, приуроченный к принятию поправок: перекрывайте улицы! Прорывайте кордоны! Звездный час, что тут скажешь.

Лимоновская НБП с помощью медвежьих услуг усердно борющейся с ней власти успешно прошла путь от полухулиганского клуба маргиналов до влиятельной политической силы. Антиэкстремистские поправки помогут пройти тот же путь уже по-настоящему опасным нынешним маргиналам. Когда нацболы кричат «Да, смерть!», всем понятно, что никто из них всерьез умирать не собирается. Когда у оцепленной ОМОНом Госдумы прозвучит протяжное «Россия для русских!» - кто сможет поручиться, что это тоже понарошку?

Наконец, антиэкстремистские поправки приравнивают девушку с плакатом типа «Путин, уйди сам!» (на конференции «Другая Россия» дружнее всего аплодировали видеообращению активистки НБП Ольги Кудриной, скрывающейся от преследования как раз за такой плакат), - как же, экстремистка! - к экстремистам реальным вроде того же самого Басаева. А раз так, то и Басаева можно приравнять к очевидно безобидной девушке, - уравнение-то действует в обе стороны. Ради решения сиюминутной проблемы слово «экстремизм» из обозначения смертельно опасного для страны явления превращено в нечто настолько бесформенное и безразмерное, что под это определение можно подверстать практически всех – то есть никого. Зачем?