Порой  ловишь себя на мысли о том, что не можешь представить себе облик пророка Мухаммеда. Образ Христа понятен и даже стандартен – серьезный и возвышенный лик, длинные волосы и борода, в глазах величественная печаль -  предчувствие крестного пути. Такой Христос взирает на нас с икон и картин художников – от  Рублева и Джотто до Иванова и прерафаэлитов. Нет проблем и с обликом Будды, сидящего в позе лотоса, с созерцающим и немигающим взглядом каменной статуи, погружающимся в нирвану.

Но каким же был великий пророк, о котором сохранилось бесчисленное количество исторических свидетельств и который жил значительно позже Иисуса Христа и Будды? Среди нас живут тысячи его потомков – есть ли в них хоть частица схожести со своим знаменитым  аравийским предком, чьим заветам следуют сотни миллионов?

В этой загадке относительно внешнего вида Мухаммеда заключается великая и невыразимая тайна ислама – религии, запрещающей изображение людей, дабы избегнуть идолопоклонничества. В мусульманстве всегда было и есть нечто таинственное, что одних привлекает, а других – отпугивает. Эта тайна подобна тому, как мусульманские женщины скрывают свою красоту за хиджабами и паранджами, а арабская вязь надписей скрывает от европейцев сакральную мудрость Востока.

Датская газета Jyllands-Posten вряд ли преследовала своей целью постижение тайн мира ислама. На проблемы датского писателя Каре Блюйтгена, который никак не мог найти художника для своей детской книжки о Мухаммеде и его религии, она откликнулась целой серией карикатур, дважды совершив святотатство. В первый раз, когда вообще посмела явить миру лик пророка, во второй раз, когда изобразила его в шаржированном виде. В начале января этого года карикатуры перепечатала норвежская Magazinet, только возбудив страсти, уже бушевавшие в исламском мире.

Со времен фетвы в отношении британского писателя индийского происхождения Салмана Рушди, которого аятолла Хомейни приговорил к смерти, мир не знал такого всплеска страстей на религиозной почве, к тому же перемешавшихся с полемикой вокруг свободы слова и самовыражения в современном обществе.

Писатель Блюйтген из благополучной Дании, получивший отказ от трех художников подряд, хорошо помнивших об убийстве голландского режиссера Тео ван Гога мусульманином-экстремистом, вряд ли рассчитывал, что своим обращением в газету он вызовет такой шквал эмоций. Сработал закон непреднамеренных следствий, который затронул всех. Датские газетчики вместо того, чтоб помочь писателю, спровоцировали массовый бойкот датских товаров в мусульманском мире. Мусульманские экстремисты, забившие в колокол, только усилили тревоги мирового сообщества относительно скрытой опасности ислама.

Датское правительство оказалось в тяжелой ситуации – экономика страны несет ощутимые потери, велики и политические издержки. Но, надо отдать ему должное, оно не дрогнуло перед шантажом. Моральную поддержку датским коллегам оказали журналисты французской газеты "Франс-Суар", немецкой "Ди Вельт" и итальянской "Ла Стампа", перепечатавшие карикатуры только с той целью, дабы доказать, что «в светском демократическом обществе нет места религиозным догмам". Их примеру последовали десятки других изданий. Поступок тем более мужественный, что главного редактора «Франс-Суар» немедленно уволил владелец-египтянин.

Запад вообще оказался в сложном положении. Политическая корректность – его нынешняя религия, показала всю свою противоречивость. С одной стороны, критиковать ислам, как и любую другую религию, вроде бы можно, с другой – обвинения в расизме и пренебрежительном отношении к неевропейской культуре. «Пост-историческая» цивилизация уже не способна на решительные шаги. Пять лет назад, когда исламские фанатики-талибы взорвали в Афганистане гигантские каменные изваяния Будды в Бамиане, простоявшие две тысячи лет, европейцы лишь бессильно развели руками перед лицом такого средневекового варварства. Интересно, что сделают они, когда «Братья-мусульмане» взорвут египетские пирамиды и Сфинкса?

С другой стороны, нагнетание страстей весьма выгодно правящим элитам мусульманского мира – покуда ярость масс обращена против датской газеты, они могут спать спокойно. Вопросы коррупции, вопиющей отсталости, социального неравенства подниматься не будут. Им выгодно, когда палестинцы захватывают офис Евросоюза, на деньги которого они существуют, а не пытаются навести порядок в собственной администрации, которой Всемирный банк отказал в финансах ввиду сумасшедшего разворовывания средств.

Впрочем, все это далеко от нас, а в России своих религиозных проблем, замешанных на политике, также хватает. Как во всяком переходном обществе, в ней еще не сформировались устойчивые рамки допустимого в этой деликатной сфере. Буквально на днях на Рождественских образовательных чтениях был освистан министр Фурсенко за то, что сказал, что в школе будет введен курс истории мировых религий. «Россия – православная страна!»  - кричали ему из зала. Упорное желание начать в государственных школах преподавание основ православия идет в разрез со светским характером государства. Но идея пользуется весьма широкой поддержкой. Церковь же вместо того, чтобы угомонить своих не в меру ретивых сторонников, выражает недоумение – почему это государство противится?

Вспомним Тома Сойера – даже в середине XIX века, во времена нового религиозного пробуждения, сорванец ходил постигать основы библейской мудрости в воскресную школу, а никак не в обычную. Объявленное в конституции отделение церкви от государства соблюдалось очень строго. И в этом залог стабильности американского общества. Российский же современник Тома Сойера получал уроки Закона Божьего в гимназии или церковно-приходской школе наряду с другими предметами, заряжаясь неверием и богоборчеством. Ленин, Сталин и прочие революционеры выросли именно на «целовании поповских рук», говоря словами Чехова.

Попытки насаждать религию как картошку руками государства (а школы находятся именно в его ведении) обречены на провал. Ни к чему хорошему, кроме роста ханжества и, в конечном итоге, дискредитации самой церкви, они не приведут. Для религиозного воспитания есть негосударственные школы, куда родители вольны отдавать своих чад.

Кроме того, не стоит забывать, что российское общество неоднородно, подавляющея часть жителей живет вне церкви, лишь формально выполняя пару-тройку обрядов типа крещения и обрезания, понимая их вполне язычески. А кроме православных имеются миллионы мусульман, буддисты, иудеи, последователи всевозможных протестантских сект, а в крупных городах даже кришнаиты и прочая экзотика вплоть до сайентологов. Как быть с их детьми?

Но государство стабильно демонстрирует неспособность противостоять давлению религиозных экстремистов. Вспомним историю с получением разрешения фотографироваться в платках на официальных документах, которое выбили мусульманки-активистки из Татарстана. Если во Франции государство твердо провели линию на запрещение появления в официальных учреждениях, в том числе, в школах, с признаками религиозной символики – хиджабами, кипами, крестами, то у нас оно капитулировало перед лицом демагогии. Когда Аушев в Ингушетии несколько лет назад запретил мужчинам работать акушерами и гинекологами и ввел официальное многоженство, то ни прокуратура, ни  другой государственный орган не выступили с протестом.  И если бы не пришел Путин и не вынудил Аушева уйти в отставку, неизвестно какие бы еще последовали инициативы. 

 Хотя скандал вокруг выставки «Осторожно, религия!» набил оскомину, нельзя не сказать пары слов о давно не виданном всплеске ханжества и лицемерия, охвативших  и работников прокуратуры.  То, что в XXI веке государство выступило в роли обвинителя по делу о кощунстве – прецедент весьма прискорбный.

Искусство давно освободилось от религиозной и иной цензуры, и хотя порой впадает в безвкусие и пошлость, не дело чиновников и священников решать, что можно и что нельзя в этой сфере. Бодлера и Флобера судили за оскорбление общественной нравственности исходя из лучших побуждений. Сегодня эти процессы выглядят лучшим доказательством слов доктора Джонсона о том, что благими намерениями вымощена дорога в преисподнюю.

Благими намерениями руководствовался главный редактор злосчастной датской газеты, благие намерения движут мусульманскими массами во всем мире. Но все вместе они имеют шанс скатиться в ад религиозных войн. Не лучше ли думать не о вечном абстрактном благе, а о благе земном, благе минутном?