Чем катастрофичнее делаются события во Франции, чем быстрее ширится география погромов, тем востребованней жесткая право-консервативная позиция, представленная у нас на сайте комментарием Максима Соколова "Косово-су-буа" и суждением Сергея Шелина "Больной человек Европы". Однако лево-либеральная точка зрения тоже имеет свои резоны, особенно в России, где европейская драма становится давно искомым поводом для неоправданных людоедских спекуляций. В любом случае этноконфессиональные отношения требуют подчеркнутой бережности и учета максимального числа разнообразных факторов, даже если они могут показаться спорными или вовсе неверными. - GlobalRus.
Сегодняшние события во Франции живо напомнили горячий и горящий май 1968 года – знаменитую студенческую революцию, положившую начало новой эпохе в общественной жизни не только своей страны, но и всей Европы. Тогда взбунтовавшаяся молодежь, устроившая бои с полицией, в краткосрочном плане проиграла. Парламентские выборы, прошедшие буквально вслед за ними, показали рост доверия к правящей голлистской партии. Рабочий класс не поддержал юных революционеров.
Но в среднесрочном и долгосрочном плане молодежь выиграла. Уже через год Шарль де Голль ушел в отставку. Главное же – принципиально изменился климат в обществе. Демократизировались отношения между преподавателями и студентами в университетах, сама система высшего образования кардинальным образом изменилась по инициативе министра Эдгара Фора, став более современной и гибкой; учащихся привлекли к управлению вузами. Возросло внимание к проблемам меньшинств и аутсайдеров. Правящий истеблишмент вынужден был отказаться от элитарности и высокомерия. Молодежная революция сопровождалась революцией сексуальной, радикальным образом изменившей отношения между полами. Жесткая мораль, основанная на религии, сменилась этикой терпимости. Общество начало признавать права гомосексуалистов; оно заинтересовалось положением заключенных; тон в дискуссиях стали задавать экологисты и феминисты; смертная казнь была отменена.
Словно символизируя эти сдвиги, главный бунтарь 68-го - Даниэль Кон-Бендит, сегодня заседает в Европарламенте как один из ведущих представителей фракции «зеленых».
Короче говоря, нынешним вождям умов в Европе и в голову не приходит клеймить поколение 68-го как «бунтарей» и врагов общественного порядка. В общественном сознании достигнут консенсус по поводу того, что бунт молодежи был оправдан и направлялся острым чувством несправедливости тогдашней социальной и политической структуры.
То, что произошло в парижских и других пригородах, где счет сожженных машин перешел на тысячи, революцией, конечно, не назовешь. За погромами вряд ли последуют кардинальные изменения. Но весьма любопытно отношение к этим погромам французской элиты – политической, медийной, интеллектуальной, - особенно в сравнении с нашей.
Во-первых, бросается в глаза, что нет стремления возложить ответственность на самих подростков. Их всячески стараются понять, им сопереживают. Негодование по поводу слов, брошенных министром внутренних дел Николя Саркози в адрес молодежи из пригородов - «ракальи», выражают не только погромщики, оправдывающие так свои действия, но даже консервативные политики, не говоря уж о либеральной публике.
Премьер Доминик де Вильпен встретился с делегацией громил, пожимая каждому руку и сажая с собой за один стол, а Саркози навестил семьи погибших подростков, выражая свои соболезнования. Гибель по неосторожности двух молодых мусульман, спасавшихся бегством от полиции и залезших в трансформаторную будку, стала символом полицейской жестокости и отчаянного положения в современной Франции мусульманской молодежи.
Газеты пишут не столько о бессмысленном уничтожении чужого имущества, незаконном сопротивлении властям, сколько о чувстве отчаяния в бедных пригородах. Вот лишь два примера. Немецкая Der Tagesspiegel рассуждает: «Нельзя обижаться на людей, долгое время находящихся в забвении, когда они пытаются напомнить остальному миру о своем существовании». Испанская La Vanguardia замечает: «Саркози… ошибается и только подливает масло в огонь, называя этих молодых людей 'отбросами'. На самом деле, большинство из них являются жертвами существующей системы».
Российская же пресса, словно сговорившись, видит в погромах лишь крах европейских идей толерантности и интеграции, злорадно потирая руки: «Ну что, правозащитнички, догуманничились?» В Интернет-форумах россияне поражаются глупости европейцев, «не понимающих», что интегрировать африканцев и арабов невозможно. Подтекст такого отношения понятен – сладко ткнуть носом соседа в его собственные отбросы после того, как он беспрестанно тыкал носом тебя то в Чечню, то в путинский авторитаризм.
Особую остроту всему этому придают скорые выборы депутатов Мосгордумы, на которых проблема мигрантов выходит на первый план. Некоторые политические силы избрали ее своей козырной картой. Думается, что правящий ныне в Москве клан также доволен, что внимание публики уводится в сторону от реальных проблем столицы.
Но суть не в этом, а в том, что проблема высасывается из пальца. Наши мигранты – кроткие овечки по сравнению с публикой из парижских предместий. Не так давно на станции метро произошел нашумевший случай – милиционер, которому что-то показалось, внезапно открыл огонь по двум таджикам, убив одного из них. И что - таджикские гастарбайтеры вышли на улицы с протестом? Они штурмовали отделения милиции, громили магазины, жгли машины, как незамедлительно поступили бы в таком случае афроамериканцы в Чикаго или арабы в Париже?
А ежедневные проверки документов на каждом шагу, в особенности в метро и на вокзалах, по этническому принципу? Хоть раз вышли на митинг в знак протеста сотни тысяч московских армян, азербайджанцев, дагестанцев? Нет, они предпочитают молча предъявлять документы, смирившись с этой унизительной процедурой. Так стоит ли накалять страсти?
События во Франции должны стать кошмарным предупреждением тем российским политикам, которые забавляются игрой в национализм. Наши «черные» - спокойная и покорная масса, не ждущая ни пособий, ни особенного внимания вообще. Они сами решают свои проблемы, зарабатывают себе на жизнь и были бы рады, если б про них забыли вообще. Таджики и молдаване не требуют ни российского гражданства, ни права на «воссоединение семей», под маркой которого во Францию въехала половина иммигрантов.
Пять миллионов французских мусульман – совсем иная картина. Развращенные социальными пособиями, всевозможными поблажками и подачками, халявным предоставлением гражданства, они и в самом деле взрывоопасны. Но это не повод для сотрудничества с Национальным фронтом. Идеология Ле Пена – абсолютное табу, равно как и лозунги, хоть как-то напоминающие расистские.
Однако Европа от этого не погибнет. Вернемся к тому, с чего начали. Если бы в 68 году во Франции победила точка зрения, что бунт сытой молодежи, не знавшей тягот жизни родителей, лишь следствие горячки юных умов, требующих себе больше, чем положено, и что с ними нужно построже, вряд ли удалось бы так быстро успокоить студентов и преодолеть раскол между поколениями.
И сегодня Франция выбирает тот же путь, с одной стороны - жесткое пресечение беспорядков вплоть до введения комендантского часа, с другой – максимальный учет интересов иммигрантов и внимание к их проблемам. В Москве же нам предлагают дополнительно усилить нажим на приезжих, пока вполне мирных и лояльных, не задумываясь ни о каких последствиях.