Недавно председатель Комитета по использованию и охране памятников Петербурга (КГИОП) Вера Дементьева согласовала строительство элитного дома на территории Лопухинского сада – между прочим, памятника садово-парковой архитектуры. Другая парковая зона – Крестовский остров – уже настолько плотно застроена начиная с 2003г., что ныне его статус «архитектурно-ландшафтного заповедника» иначе как насмешка не воспринимается. На территории сада Аничкова дворца, вплотную к Александринскому театру, строится многоэтажная гостиница. Уже выбран проект застройки Михайловского сада (за Русским музеем). В середине апреля Дементьева провела общественные слушания по предложению и вовсе сократить охранную зону города в 4 раза (она назвала это «реорганизацией»). Невольно возникает вопрос: зачем официально снимать запреты, если до этого они благополучно нарушались? Возможен вариант: реорганизацию продавили мелкие строительные компании, которым трудно потянуть взятки за нарушение. Чиновники подсчитали и решили: лучше превратить большую часть охранной зоны в «зону регулируемой застройки», чтобы разрешать там строить всем подряд за умеренную плату, чем довольствоваться большими, но разовыми выплатами от строительных монстров, желающих нарушать режим жесткой охраны.
А. Архангельский в своей программе «Тем временем» утешил нас прогнозом: «До последнего времени в Петербург не вкладывались деньги, поэтому ситуация с застройкой исторического центра была лучше, чем в Москве. А теперь деньги пойдут, и будьте уверены – вас начнут застраивать точно так же».
Я не спорю. И признаться, я хотела написать вовсе не о чиновниках, в условиях отсутствия сопротивления приторговывающих городской землей. С ними все ясно, и любой другой на их месте поступил бы так же. То же и строители. Даже когда они нанимают ОМОН, чтобы разогнать митинг жильцов (застройка сквера на Институтском пр.), они – существа вполне познаваемые. Чего не сделаешь, если строительство сулит барыш. Меня же интересует мотивация потребителей. Тех, чей спрос стимулирует и строителей, и чиновников, и ради которых творится беспредел.
«Жить в центре с видом на…» (нужное вставить) превратилось в потребительский фетиш. Как и любой знак подобного рода, здесь не слишком важно, на что именно выходит окно. Это должен быть знаковый городской вид, в котором заложена определенная меновая стоимость и который можно дорого продать (то есть, символ вида – это вложение денег). Для обладателя вида имеет значение, что обладание им – редкость. Скажем, окна на Неву – это безусловно качественный товар, но все же весьма распространенный. Окна на Михайловский сад и Русский музей – это престижней, потому что есть мало у кого. То есть, потребление видов из окна сродни коллекционированию. Важен не предмет, а факт обладания им. А также факт того, что этим предметом не обладают другие.
В интерьерных журналах широко используется лирическая формула типа: «Это так прекрасно – иметь вид на Неву», «Я всю жизнь мечтала иметь окна с видом на …», «Я обожаю выйти вечером на балкон и полюбоваться на Петропавловку». Потребитель вида пытается облагородить себя, наделив нежными чувствами к потребляемому продукту. Воспеваются различные канонические ситуации, связанные с созерцанием вида: сидение с чашкой кофе на фоне заката и тому подобное. В действительности образ жизни людей, которые платят деньги за жизнь в «видовых» квартирах и, соответственно, за игнорирование протеста против застройки охранной зоны, полностью противоречит использованию видов в подобном формате. Жизнь богатого человека редко бывает спокойной и размеренной. Обыкновенно в течение недели, вставая рано утром и приходя домой ближе к полуночи, он не успевает и раз в день взглянуть за окно. Тем более – со вкусом насладиться видом. Ну, нет больше в нашей жизни такого жанра, как сидение у окна, подперев щеку кулаком. И стояния-смотрения вдаль тоже нет. Особенно в жизни богатых и активных. То есть, уж простите за банальность в духе антибуржуазной критики, покупатели видовых квартир потребляют символ наслаждения элитным видом. Они покупают саму возможность (шанс) когда-нибудь вот эдак спокойно посидеть у окна с кофе и о чем-то там помечтать. Стало быть, они покупают вид «на всякий случай», чтоб было. Покупают и складируют. И ради этого «чтоб было», его отнимают у других, перекрывая своими элитными домами парк Крестовского острова. Несправедливо: мы, беднота, имеем возможность практиковать жанр созерцания, но у нас эту возможность силой отнимают те, кто практиковать его не смогут. Отнимают ради обладания символом.
Красивый вид на город может получить каждый из нас, гуляя по набережной Невы, по Марсову полю или по Летнему саду. Собственно, потребляя вид таким общепринятым образом, мы гораздо эффективнее впитываем его красоту: мы выехали в центр именно за этим и на это настраиваемся, гуляя. Иное с краденым видом из окон свежепостроенного «элитника». Вид превращается в фотообои, на фоне которых люди едят, моются, ложатся спать и очень быстро перестают замечать. Таким образом, присвоение красивых видов в виде картинки из окна сродни алчному фотографированию туристских достопримечательностей. Мало видеть и наслаждаться – нужно ощущение обладания, присвоения. Толстые пачки однотипных фотографий извлекаются только для гостей – похвастаться присвоенным. Вид из окна на Неву или Исаакий тоже активизируются только при гостях. Гость-новичок восхищенно подходит к окну и говорит, что как это, должно быть, замечательно: видеть из окна Исаакий. В ответ хозяин тоже вспоминает, что это замечательно, обновленным взглядом окидывает присвоенный Исаакий и удовлетворенно заключает, что потратил деньги не зря. Гость только что подтвердил ему факт обладания. Но ведь постоянно наслаждаться обладанием не будешь. Наверное, даже сумасшедшему скупцу проще перебирать золото в своих сундуках, чем обладателю элитного вида часами смотреть на него и упиваться своим богатством. Более того, наслаждение видом из окна предполагает формат богемной небрежности. Нужны гости, нужна приятная праздность, кофе, случайно отдернутая ветром занавеска, за которой как бы невзначай обнаруживается Исаакий. Именно в таком ключе подаются дорогие квартиры на рекламных фото и в рекламных роликах, которые – вне зависимости от формально рекламируемого предмета (мебель, супы, колготки) – ответственны за формирование потребности в элитном виде из окна.
Таким образом, покупатель элитного вида реализует акт обладания им всего несколько раз в году. Все остальное время – это потенциальное обладание, хранение на всякий случай. Однако для того, чтобы кто-то мог хранить виды под спудом, мы с вами должны лишиться красот Крестовского и Каменного острова, Михайловского и Таврического сада. А чтобы кто-то мог хранить в загашнике «панораму рек и каналов Петербурга», наше небо должно быть перекрыто лесом небоскребов. Потому что за взятку чиновники охотно закрывают глаза на превышение установленной законом этажности, а строители, чтобы всякий раз оказываться выше других нарушителей, вынуждены превышать этажность все больше и больше.
Однако я обещала не мешать жанры. Только потребление. Хорошо! Есть еще одна занятная особенность потребителей, на которую следует обратить внимание. Именно – их отношение к аборигенам квартир, которые ныне (к несчастью для себя) вошли в элитную зону. Речь в данном случае идет о покупке квартир в старых домах, а не о строительстве новых. Поскольку элитный вид становится знаком стоимости, то потребителей ужасно раздражают аборигены, для которых он таковым не является. Потребители видов платят огромные деньги за вид, и им, конечно же, неприятно, что кому-то он когда-то достался даром. Среди богатых потребителей видов распространено убеждение (хоть и не высказываемое прямо), что люди, которым в советское время достались видовые квартиры, просто обязаны их продавать. «Как это старушка отказывается расселяться? – изумленно реагирует покупатель на «безумное» желание старушки умереть там же, где родилась. – Я же ей нормальную цену предлагаю!» Цитата из крупного строителя: «Конечно же, этих деревянных избушек у Суздальских озер (элитное место – Е.Т.) скоро не будет. Их скоро купят. Что? Откажутся продавать? То есть как это – откажутся продавать?! Не может быть такого. Это глупость».
Имеется в виду не то, что аборигены обязаны продавать свои виды за бесценок. Нет, потребители не прочь уплатить за вид хорошую цену, ибо ценность его в том и состоит, что большие деньги плачены. Просто им неприятно, что кто-то пользуется видом, не воспринимая его как знак стоимости. Неправильно, если наряду с розами за 200 рублей есть цветы, собранные в лесу бесплатно. На рынке вещей не должно быть черных дыр – то есть, вещей, которые не подчиняются общим законам купли-продажи. Все должно быть продаваемо. Казалось бы, понимая ценность вида на Суздальские озера, потребители должны с уважением относиться к аборигенам, не желающим продавать свои избушки. Однако нет – с уважением они относятся только к собственности, которая была надлежащим образом оценена и куплена. Жители избушек должны быть изгнаны не потому, что презренно бедны, а потому, что пользуются видом «не по правилам», не заплатив.
Любопытно, что потребители, стремясь присвоить вид, стремятся к тому самому небрежному, «богемному» пользованию им, в котором отказывают аборигенам. Потребители сами желают прикинуться аборигенами, которые якобы жили здесь исстари и буду жить всегда. Отсюда мода на стилизацию «старых петербургских квартир», трогательные откровения богачей «я всегда мечтал жить в старой квартире с видом на…», и все остальное. Они хотят войти в роль петербургских старожилов и в то же время знать, что купили эту роль за большие деньги. Но традиция, ставшая товаром, перестает быть традицией, поэтому старая петербургская квартира с видом, скорее всего, будет без сожаления перепродана, когда в моду войдет другой район. Навязывая всему вокруг рыночную стоимость, потребители и сами вынуждены ей подчиниться: они уже не смогут рассчитывать на такую роскошь, как привязанность к своему дому, небрежное любование видом и проч.
Потребители видов – это алчные существа, уничтожающие все, к чему прикасаются. Последние остатки панорам исторического центра спешно перерезаются новыми домами. Любой парк, любой просвет между домами, любой еще нетронутый вид – словно зудящие раны для потребителей. Раз есть вид – значит, перед ним должен стоять элитный жилой комплекс. Философия потребителя такова: ничего ценного не должно пропасть. А вид, который не пойман в объектив окон квартиры – пропавший вид. Перед каждым дворцом, каждым парком, каждой перспективой следует поставить наблюдательные окна. Так что неверно судят те, кто обвиняют варваров-застройщиков в нелюбви к городу. Если не они, то их клиенты как раз таки слишком любят город. Настолько, что желают отобрать его у всех остальных и наслаждаться в одиночестве.