Оговорку президента в обращении к нации, что все меры после терактов будут приниматься «в полном соответствии с Конституцией страны», расхваливают обрадованные представители общественных и правозащитных организаций. Но тут не хвалить стоило бы, а насторожиться: президент и так является гарантом Конституции, о чем в ней же, в статье 80 и написано. Зачем акцентировать на этом внимание?
Что же она означала, эта оговорка? Конституция, даже такая либеральная, как наша, - далеко не безобидная книжечка. В полном соответствии с ней можно принять весьма радикальные меры.
Например, восстановить смертную казнь. Ведь, по статье 20 она, «впредь до ее отмены», может применяться лишь при условии предоставления «обвиняемому права на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей». Официально казнь никто не отменял, а суды присяжных появились во всех субъектах федерации, кроме Чечни. Организовать институт присяжных и в Чечне не сложнее, чем выбрать там президента. Тогда решение Конституционного Суда, вот уже пять лет исполняющее роль моратория на смертную казнь, прекратит действие. Вряд ли к тому времени «исключительная мера» будет вычеркнута Думой из Уголовного кодекса, ведь одна из статей, предусматривающих смертную казнь, называется «Терроризм». А сейчас ради борьбы с ним принято не жалеть собственного живота, не говоря уж о чужом.
Но это еще не самое худшее. В принципе, президент вполне может в любой удобный для себя момент ввести военное положение. Это право дает ему статья 87 Конституции «в случае агрессии против Российской Федерации или непосредственной угрозы агрессии». А в своей речи Путин говорил и о «нападении на страну», и о «прямой интервенции», и о «полномасштабной войне».
А коли так, то все позволено. Ограничение экономической и финансовой деятельности, изменение формы собственности организаций. Привлечение граждан к выполнению работ для нужд обороны, изъятие имущества у организаций и граждан. Запрещение выезда за пределы территории страны и свободного выбора места пребывания, ограничение права передвижения, комендантский час, проверки документов и досмотр личного транспорта. Введение военной цензуры и контроля за почтовыми, электронными сообщениями и телефонными переговорами. Усиление режима секретности во всех органах власти. Приостановление деятельности политических партий, общественных и религиозных объединений, которые, по мнению Верховного Главнокомандующего, ведут «деятельность, подрывающую в условиях военного положения оборону и безопасность Российской Федерации», запрещение проведения собраний и митингов.
Все это предусмотрено федеральным конституционным законом «О военном положении».
Но и военного положения, как выясняется, не нужно. Вскоре после обращения Путина министр транспорта Левитин заявил о намерении создать в своем ведомстве некую базу данных с информацией обо всех нас: «Мы должны знать абсолютно все о человеке еще до того, как он войдет на вокзал, в аэропорт, в морской порт». А ведь, по статье 24 Конституции, сбор, хранение и использование информации о частной жизни лица без его согласия не допускаются. И Минтранс не входит в список субъектов, осуществляющих борьбу с терроризмом, содержащийся в законе «О борьбе с терроризмом», не имеет права осуществлять оперативно-розыскную деятельность. И вообще, при желании планы Левитина можно расценивать как ограничение свободы передвижения, гарантированное нам статьей 27 Конституции.
Тут одно из двух. Либо Путин провидчески предугадал самодеятельность Минтранса и заранее дал понять гражданам, что она не пройдет - «в полном соответствии с Конституцией страны»; либо, наоборот, Левитин почуял, куда дует ветер, и поперек батьки полез в пекло, загодя приготовившись к военному положению и желая уже сейчас, авансом «знать абсолютно все о человеке еще до того, как он войдет на вокзал, в аэропорт, в морской порт». Какой вариант окажется верным мы узнаем совсем скоро, но оба они будут «в полном соответствии с Конституцией страны».