Накануне годовщины революции РИА «Новости» порадовало новостью, которую легко было принять за шутку. Сразу после октябрьских праздников Мавзолей закрывается. Почему? Пиджак у Ленина поизносился, надо поменять. Да и вообще – «профилактические работы». Биохимики утверждают, что работы эти проводятся регулярно, но предвыборный год (да еще сразу после праздников!) волей-неволей заставляет видеть во всей этой биохимии какой-то скрытый подтекст.
«Есть у революции начало, нет у революции конца!» - звучало из репродукторов как раз в тот момент, когда никаких признаков якобы незакончившейся революции не было и в помине. Но стоило репродукторам замолчать, и они появились повсеместно. 90-е годы прошлого века начинались в условиях страшной политизации населения. Работяги, спорящие в курилке о сравнительных достоинствах Бухарина и Столыпина, тогда воспринимались как естественный элемент пейзажа (сегодня - сердобольные товарищи сдали бы их в дурдом). Общество самозабвенно размежевывалось. Выяснилось вдруг, что революция и не думала умирать. Так в борьбе с «антинародным режимом» и «проклятыми коммуняками» (кто с кем) страна и доползла до милениума. А потом с революцией стало происходить что-то непонятное. Точных приборов для измерения степени революционности масс пока не изобрели, но мир нам дается в ощущениях, и ощущения эти все 3,5 путинских года говорили об одном - хворает революция, чахнет, вот-вот загнется. Умерла она в тот же день, когда родилась - 25 октября. Правда, на этот раз по новому стилю. Арестовали Ходорковского, потом сняли Волошина, и вдруг как-то в одночасье стало понятно, что никакой революции уже нет. Конечно, если сидеть в каком-нибудь уютном нефтяном офисе или того хуже – в информационном поле, может создаться ощущение, что небо рухнуло на землю, устои валятся.
Но стоит из офиса выйти, потрясти головой после очередной печатной или теле-истерики, поймать частника, чтобы до дома довез, заговорить, и становится понятно, что буря-то - в стакане воды. Махнет водила рукой на Ходора и заговорит о наболевшем – «гаишниках», «пробках», похвалит (или поругает) Лужкова. Причем тот же самый водила, когда был лет на десять моложе, совершенно точно стоял на патриотическом или либеральном митинге, тряс свернутой в трубочку газетой или на худой конец за ужином вместо ласковых слов говорил жене, что «эти, развалили страну!» (или «мешают реформам!»). Революция испарилась из страны.
В этих новых, прямо скажем, непривычных условиях крайне увлекательное занятие - время от времени заглядывать в бурлящий стакан и видеть, как полысевшие «профессиональные революционеры» того и другого лагеря превращают деньги в слова. Разве что самый догадливый из них раз другой сорвется на фальцет, неожиданно для самого себя осознав, что профессии такой скоро не будет - платежеспособный спрос стремительно тает. Каково политическому рантье, чаявшему до глубоких седин торговать своей «революционностью», в одночасье лишиться всего сразу?..
Люди, конечно, на выборы придут (может, меньше, чем обычно), черкнут загогулину в каком-нибудь произвольно выбранном квадрате («всегда ходил, с какого перепугу сейчас-то не идти?»). Квадрат особого значения не имеет - кто-то доверится старой доброй привычке, кто-то пойдет на поводу у веселости своего нрава, кто-то посоветуется с товарищем. Бюллетени подсчитают, объявят результат. Какая разница, какой? Списки партий можно не глядя поменять местами - никто, кроме самих фигурантов, не заметит. Настоящая перемена произошла совсем в другом месте, она пока еще только угадывается. Ее почувствует каждый, но не сейчас: Вот рассядутся депутаты в Думе, приспеет голосовать, рука привычным движением оттопырит карман, но туда ничего не положат. Он оттопырит другой - и там пусто. Возопиют они тогда к Президенту: «Почто ж мы тогда сюда избирались? Какого рожна?» И услышат сверху бесстрастный голос: «Для законодательной работы». А едкий Кудрин добавит: «Все ребята. Византия кончилась!»
Измельчают щедрые благодетели, жаловавшие алтын каждому глашатаю, несущему весть о неслыханном благодеянии ценою в грош. Глашатаи застынут в немом испуге, не зная, какую весть нести, куда, и кто за это теперь заплатит. Но это будет не сразу. Сначала закроют Мавзолей. Ленина нарядят в пиджак «Хьюго Босс» с Зюгановского плеча. А когда придет пора открывать, социологи, для порядку, спросят людей, что они думают по этому поводу? Люди немного помолчат, пожмут плечами и молча разойдутся, каждый по своим делам.