АЛЕКСАНДР ТИМОФЕЕВСКИЙ: В Кремле есть такой проект, он называется «Реставрация». Имеется в виду возрождение разнообразных духовных традиций нашего Отечества: недавних, стародавних, русских, советских, любых - Сергия Радонежского и Феликса Дзержинского. Любые традиции - благо. Так у них получается.
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: Мне нравится выражение «любые традиции».
АЛЕКСАНДР ТИМОФЕЕВСКИЙ: Мне тоже.
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: У них там о нравственности, по-видимому, весьма странные представления.
АЛЕКСАНДР ТИМОФЕЕВСКИЙ: По-видимому. Я, собственно, про это и призываю поговорить. Понятно, что какая-то система ограничений должна быть, но как только предлагается то или иное ограничение, это тут же вызывает в нас бурю протеста.
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: Здесь проблема в слове. Т.е. эти товарищи, которые хотят чего-то там реставрировать, я сам, может быть, очень даже не против самой идеи, но как только они говорят «давайте чего-нибудь реставрируем» – мне нравится тут это «чего-нибудь»: «давайте хоть чего-нибудь реставрируем», давайте у нас будет хоть какая-нибудь нравственность, потому что, дескать, хоть какая-нибудь это лучше, чем ничего. Я в этом не уверен. Я думаю, что она может быть и хуже, чем ничего. В принципе, можно представить себе систему запретов и ограничений, которая будет хуже даже, чем полная анархия. Аргумент, я понимаю, обоюдоострый, но тем не менее. В этом отношении, когда они собираются там произвольным образом налепить каких-нибудь запретов – а там посмотрим, - это не есть хорошо.
ДУНЯ СМИРНОВА: Я вообще, честно говоря, не понимаю, что такое возрождение традиций. Если возвращаться к привычному, точнее, не привычному, а профессиональному пониманию слова Реставрация, то существует, допустим, проблема реставрации памятников культуры, сейчас бурная ведется дискуссия в Питере по этому поводу. Часть дискутирующих склоняется к давным-давно известному в Европе взгляду на проблему: там давным-давно поняли, что для того, чтобы памятники культуры оставались жить, их надо отдавать в частные руки. Потому что как только это остается под патронажем государства, это государством консервируется и начинает рушиться к чертям собачьим. Лучше всего охраняются те памятники, которые находятся в частных руках, то есть, им придается некий новый жизненный импульс. Да, там теперь не музей…
ЮЛИЯ ЛЮБИМОВА: А частично там музей, в четверг и вторник там люди ходят…
ДУНЯ СМИРНОВА: Да, частично там музей, а остальное время там сидит фонд пожертвований чего-нибудь кому-нибудь.
ЮЛИЯ ЛЮБИМОВА: Фонд, офис, просто частный дом.
ДУНЯ СМИРНОВА: Соответственно, на самом деле, как мне кажется, и, судя по всему, не только мне, традиции не надо ни охранять, ни реставрировать, потому что на то они и традиции, чтобы в каждом новом периоде общественного развития приобретать некие новые формы. И глупо, по-моему, говорить, что нравственность - она есть такая вот специальная русская нравственность, потом была такая специальная советская нравственность, а сейчас у нас нет никакой нравственности, потому что у нас позабыли традиции…
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: Но это же так.
ЮЛИЯ ЛЮБИМОВА: Ну, это не так, конечно.
ДУНЯ СМИРНОВА: Нет, дело в том, что носителем нравственности являются конкретные люди. И вообще-то нравственность – это, видимо, прежде всего, проблема совести. Оттого, что мы сейчас всей страной призовем возрождать совесть в виде советском или русском – решительно ничего не произойдет.
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: Значит так. На все, что было сказано, можно возразить следующее: во-первых, да, можно сказать, что нравственность меняется, что призывы к возрождению нравственности как таковые и реставраторские усилия такого рода не слишком-то продуктивны…
ДУНЯ СМИРНОВА: В том-то и дело, что нравственность не меняется. Она - какая была, такая и остается. На протяжение многих десятков веков.
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: Нет, ну вот тут можно поспорить. По крайней мере, можно сказать, что существуют ситуации, когда ее просто нет. У многих людей есть впечатление, я не говорю сейчас, правильное оно или нет, что последние 10 лет нравственность полностью исчезла. Мы превратились не только в бедное, плохое и т.д. общество, но и в общество крайне аморальное.
ТАТЬЯНА ТОЛСТАЯ: Дурацкая идея СМИ. Где, где вы это видите? Из чего это следует? Нас на улице бьют в морду, что ли, или как?
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: Я только говорю, что такая идея есть. Это еще надо доказать.
ТАТЬЯНА ТОЛСТАЯ: Пускай доказывают те, кто эту идею вбрасывает.
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: Тем не менее, масса людей в это верит. С этим фактом надо как-то считаться. Либо им нужно объяснить, этим самым людям, причем объяснить убедительно, что не все так ужасно, - что сложно, либо начнутся настроения, что нужно всех загнать в какую-нибудь клетку, ибо лучше клетка, чем весь тот ужас, который происходит.
ДУНЯ СМИРНОВА: Нет, вы знаете, Костя, мне кажется, что вы исключительно рационально и потому схематично рассуждаете. Потому что, на самом деле те или иные, как нравственные, так и интеллектуальные императивы, в обществе формируются с оглядкой на прошлое; как замечательно говорил Бродский: «Я пишу не для потомков и не для современников, а исключительно для предшественников и с ними нахожусь в диалоге». Точно так же все человечество находится в диалоге со своим прошлым, а никак не с настоящим и не с будущим. Правильно? Значит, идти надо от этого самого прошлого. И беда состоит не в том, что «как у нас стало плохо и как у нас ужасно», а беда состоит в том, что, начиная со «Старых песен о главном», выпущен из бутылки страшный реваншистский джинн, идея которого состоит в том, что раньше вода была мокрее, трава зеленее и солнышко светило ярче.
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: А страшного-то что?
ДУНЯ СМИРНОВА: Это «раньше» распространяется как на советскую власть, так и на период до советской власти. Тогда непонятно, правда, откуда она взялась, советская власть, если все было так исключительно замечательно в царской России. На самом деле, для того, чтобы каким-то образом прекратить эти реваншистские настроения или вообще зарядить общество позитивной идеей, позитивная идея должна исходить из того, что раньше было значительно хуже! Вот и вся позитивная идея.
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: А вот в этом убедить и не удастся.
ТАТЬЯНА ТОЛСТАЯ: Почему? Удастся.
ДУНЯ СМИРНОВА: Нужно просто немножко напомнить это самое «раньше».
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: Так были такие кампании.
ТАТЬЯНА ТОЛСТАЯ: Не было, не было ни одной такой кампании. Т.е. порыв такой был, позывы, но она была исключительно плохо сделана.
ДУНЯ СМИРНОВА: Если Вы имеете в виду Перестройку, журнал «Огонек» товарища Коротича…
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: Между прочим, неплохо работал.
ТАТЬЯНА ТОЛСТАЯ: Для своего времени. Время изменилось, деньги у людей изменились, совершенно другие ожидания, совершенно другое поколение. Нужно вырабатывать новый язык и новую стратегию. А за один день это не делается.
ДУНЯ СМИРНОВА: Власть сейчас с ужасом всплеснула руками: ах, Боже мой, что же такое случилось. Хотя сама власть вместе со СМИ это и сделала. Если бы телевизионные каналы, те самые, которые транслировали на Новый год «Старые песни о главном», один раз, договорившись – просто центральные каналы, три кнопки – договорились и на один день зарядили обычную программу какого-нибудь 76-го года, или 72-го: чтобы утро начиналось с программы «Сельский час», потом бы была программа моя любимая «Больше товаров хороших и разных», потом «Музыкальный киоск», потом «Письма воина», потом программа «Подвиг», в 9 часов – программа «Время» по всем каналам, потом фильм, который кончается в полодиннадцатого, и с полодиннадцатого тебе показывают сетку, и все, и никаких тебе ни Луис-Альберто, ни «Ментов», ничего вот этого, - я вас уверяю, что эти настроения в обществе прекратились бы за один день.
АНДРЕЙ ГРОМОВ: Наоборот, один день – это такая хорошая ностальгия, а вот за две недельки – за две недели прекратились бы.
ЮЛИЯ ЛЮБИМОВА: Пусть они покажут эти страшные рейтузы моего детства, пусть они покажут им это нижнее белье, которое мы носили…
ТАТЬЯНА ТОЛСТАЯ: Андрей прав, одного дня мало. Потому что, мало ли, человек проспал, или там, отъехал. А вот как ни включишь – все одно – неделю достаточно.
АНДРЕЙ ГРОМОВ: Нет, ну если бы один день показали, я бы с удовольствием посмотрел, как исторический сюжет. А вот за неделю за другую, взвыли бы все.
ДУНЯ СМИРНОВА: И все, и нравственность, как родная, пышным цветом расцветет. Народ начнет мелко креститься, благодарить Бога и говорить «Господи, спасибо тебе большое, что этот ужас кончился».
ТАТЬЯНА ТОЛСТАЯ: А вот была выставка как раз нижнего белья, и там выставляли нижнее белье разных десятилетий, так вот, было очень смешно и замечательно, особенно 60-х годов – штаны, такие штаны с начесом, толстые, резинка такая – под коленом, выше колен – у кого какие ноги, и они, поскольку были разного цвета и огромные, то их поставили, набив бумагой. Стояли такие штаны, штук шесть разных. И старухи, которые туда забрели, писали яростные письма в книгу отзывов, они писали, что как не стыдно, это позор, это ужас, это вообще порнография. Какая порнография? Она сама это носила, будучи молодой женщиной. Они на эти штаны возмутились, а на хорошенькие рубашечки 29-го года, еще с рисунком модерн, это они нормально.
ЮЛИЯ ЛЮБИМОВА: Пусть они вспомнят сапоги моего детства, да и твоего, Костя, тоже, мы с тобой фактически ровесники, пусть они вспомнят шубы эти страшные бесформенные. Пусть они вспомнят эти шапки невыносимые. Пусть они вспомнят, как мы давились за то, что кто-то мог достать духи. Достать духи! Душись, Костя, пожалуйста, одеколоном «Шипр», а твоя жена духами фабрики «Заря». И я посмотрю, с каким выражением ты и твоя жена будете друг на друга смотреть.
ТАТЬЯНА ТОЛСТАЯ: Магазин надо организовать - «Совок». На Садовом кольце.
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: Это все уже делалось.
ЮЛИЯ ЛЮБИМОВА: Не выставки. Представь себе, что это все происходит повседневно.
ДУНЯ СМИРНОВА: Это делалось, извините, Костя, как некий эстетический проект. Эстетика как всегда идет впереди общественного сознания. И ни разу ничего подобного не делалось как пропагандистский проект. Вот «Старые песни о главном» делались как пропагандистский проект. Меня все интересовало, когда я их смотрела, а куда делась моя любимая песня «На улице мира веселый народ»?
АНДРЕЙ ГРОМОВ: «Ядерному взрыву нет, нет, нет» куда делась?
ЮЛИЯ ЛЮБИМОВА: Там была еще замечательная песня «Приезжайте, эстонцы, приезжайте, карелы, виноград – это солнце, и его мы поделим, с вами чукчи, эвенки и литовские братья, все мы вместе как ветки из чудесного сада».
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: Между прочим, пусть он и пропагандистский, однако проект удачный. Удачный, помимо всего прочего, еще и потому, что эти самые «Старые песни о главном», по крайней мере, те, которые были отобраны, они же на самом деле были сделаны хоть по старинке, но сильно лучше того, что делается сейчас. Песня «Надежда, мой компас земной», пардон, просто банально хорошо сделана. И сейчас таких нет.
ДУНЯ СМИРНОВА: Почему лучше, чем то, что делается сейчас? Я не понимаю.
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: Очень просто. Потому что сейчас уровень попсы просто объективно сильно снизился.
ЮЛИЯ ЛЮБИМОВА: Ты сравниваешь шедевр того времени с минимумом этого.
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: Но сейчас-то шедевров нет.
ДУНЯ СМИРНОВА: Да ничего подобного! Почему нет?
ТАТЬЯНА ТОЛСТАЯ: Навалом.
ЮЛИЯ ЛЮБИМОВА: Я не люблю современную отечественную музыку, но могу сказать, что какая-нибудь Земфира вполне тягается с тогдашней Пахмутовой. И сидящие здесь молодые люди ее с огромным удовольствием слушают.
АНДРЕЙ ГРОМОВ: А нынешняя Пахмутова, если послушать…
ЮЛИЯ ЛЮБИМОВА: Ага, а нынешняя Пахмутова - это как раз тот самый низкий уровень попсы, певец Юлиан какой-нибудь, о котором Костя…
ДУНЯ СМИРНОВА: Существует очень приличный, цивилизованный уровень русской попсы. Костя, не все же сводится к какой-нибудь группе «Руки вверх». Есть Меладзе, есть Свиридова, есть, там я не знаю, какой-нибудь Сюткин, это очень приличного уровня коммерческая поп-музыка. Грамотно сделанная, вполне себе выразительная. Мало того, извините, имеющая в своей основе вполне укорененную традицию, потому что все эти латиноамериканские ритмы, которые так популярны, в основе своей имеют традиционную русскую любовь к цыганам.
ТАТЬЯНА ТОЛСТАЯ: А, кроме того, если говорить об уровне попсы, то, например, французский шансон 30-50-х годов заведомо лучше тех, которые сейчас. Время такое было, сынок. А у них не было Советского Союза.
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ: И верно. Но дело в том, что тут дело не в Советском Союзе. Грубо говоря, давайте все-таки признаем: какие-то вещи раньше делались в общем хорошо. Штаны делали плохо, а песни делали не плохо.
ДУНЯ СМИРНОВА: Штаны стали делать значительно лучше, а песни не хуже.
ТАТЬЯНА ТОЛСТАЯ: Надо сужать тему. Не понимаю, что именно мы обсуждаем.
АЛЕКСАНДР ТИМОФЕЕВСКИЙ: Таня, мы обсуждаем реставраторские настроения и систему запретов: в обществе возникло желание запретов. И это желание связывается с правой идеологией. Мы должны подумать, насколько это оправданно, и, так как, насколько я понимаю, и вы, Таня, и Дуня, и я всей душой против этих запретов, - попытаться это сформулировать.
Продолжение следует
