О том, как нынешние леваки сомкнулись с фашиками (или даже обернулись ими), уже чего только не написано. Вот и в последнем «Книжном обозрении» напечатана облитая иронией и злостью отповедь Александра Ройфе тем господам, что клеймят глобализм, впадают в антисемитизм, а в свободное от этих утомительных занятий время назначают «Господина Гексогена» национальным бестселлером. С одной стороны, пафос статьи (с говорящим подзаголовком «Детская болезнь левизны в отечественной критике») сложно не разделить. С другой, как только автор от выпадов в адрес отдельных лиц переходит к выпадам в адрес их идеологии, сразу же возникает ощущение борьбы с тенью. В этой борьбе Ройфе не одинок. Только ли он искренне полагает, что у Льва Пирогова, Дмитрия Ольшанского или начальников из «Ad Marginem», издавших прохановское произведение многотысячным тиражом, есть какая-то идеология? Пусть прихотливая и путанная, коричневая с вкраплением красного, но идеология. По-моему, это смелое предположение. С таким же успехом можно предположить, что идеология есть у г-на Жириновского. Или, к примеру, г-на Павловского. Как же - разбежались!
Идеология подразумевает веру человека в то, что он утверждает. Она (идеология) была не только у главного певца мировой революции Льва Троцкого или вдохновенного охранителя Константина Победоносцева, но даже у такого «макьявеля» как В. И. Ленин, прожженного циника, свято верившего в спасительность своего цинизма («Детская болезнь левизны в коммунизме» замысловатым рассуждениям о пользе цинизма, собственно, и посвящена). Сколь бы радикальны, завиральны, порой омерзительны ни были взгляды левых (равно как и правых) критиков, публицистов и политиков прежних лет, это были их взгляды. Каковы истинные взгляды Льва Пирогова или Дмитрия Ольшанского, я не берусь даже предположить. И дело не в том, что один из них был сначала страстным либералом, а совсем недавно позиционировал себя как без пяти минут черносотенца (не меняются сами знаете кто), а в том, что свое кредо они выбирают как шмотки в бутике. Либеральную идеологию уже не носят, а левацко-фашистская вроде бы cool. Ну и наденем. Так артист шоу-бизнеса может радикально сменить имидж, если почувствует, что его «электорат» стал равнодушен к прежней маске. Главное, чтобы на тебя обратили внимание. Пусть ненавидят, лишь бы помнили. Издал, к примеру, «Гексогена», опубликовал статью «Как хорошо расстреливать» (или старушек насиловать – на свете много всего хорошего) - и разговоров, разговоров…
К тому, что именно рейтинг определяет жизнь политиков, телеведущих (от «развлекательного» Диброва до «аналитичного» Парфенова) и эстрадных певцов все уже привыкли. К тому, что он начал определять жизнь значительной части литературных критиков, публицистов и журналистов привыкнуть сложнее. Но надо. И тут мы подходим к самому главному.
Что представляли собой прежде идеологические баталии? Это было противостояние людей одного круга, представителей тонкой, как папиросная бумага (большая часть народа была попросту безграмотна), прослойки общества, которые пытались друг другу что-то доказать. Это была битва по гамбургскому счету. Битва среди равных. В ней бессмысленно было притворяться и надевать маски. В эпоху всеобщей грамотности населения конфликт идеологий (а проще говоря, тех, кто способен генерировать какие-то мысли) все чаще превращается в соревнование по грамотному пиару самих себя. Потому что одно дело опубликовать статью в приснопамятных «Современнике», «Отечественных записках» или «Русском вестнике», другое в нынешних «Ом» или «Афиша» (а ведь не только в газетах, но и на страницах этого буржуазного «глянца» можно запросто встретить красно-коричневую риторику). Референтная группа стала иной. Прежде «идеологической» прессой интересовались люди, сами не чуждые идеологии - свой круг. Нынче - все кому не лень. Среди тех, кто покупает журнал «Ом», есть граждане, которые в пушкинские, некрасовские и даже чеховские времена вообще читать не умели бы. И их мнение, соответственно, вообще не учитывалось критиками и публицистами. А теперь учитывается. Теперь ты можешь победить просто потому, что скажешь оппоненту: а кто тебя вообще знает, а я популярный, меня на презентации зовут, в телепередачи всякие. Я на тусовке у Аллы Пугачевой и на дне рождения у Дарьи Донцовой был. У меня есть рейтинг, а у тебя одни аргументы. Ты просто критик, а я ньюсмейкер. Значит я – зеркало русской революции, а ты сам понимаешь кто.
И наивно полагать, что противовесом левым интеллектуалам является «масскульт, который весь стоит на консервативных ценностях», и что Акунин победит Сорокина (см. упомянутую выше статью). В том-то и заключается особенность нынешней социо-культурной ситуации, что кажущиеся отчаянно левыми (или отчаянно правыми) публицисты, художники и обслуживающие их критики сами начали существовать по законам масскульта. На место идей заступил тираж, на место личных убеждений - личный рейтинг.
Так что основной водораздел проходит сейчас не между представителями разных идеологий (либералами и консерваторами, западниками и славянофилами), а между теми, кто искренне верит в то, что делает, пишет и говорит (эти люди «старой парадигмы» все еще не перевелись), и теми, кто пишет и говорит, руководствуясь емкой сорокинской формулировкой: литература (а вместе с ней и словесность в целом) – всего лишь черные значки на белой странице. В этом смысле говорить о детской болезни левизны в современной критике совершенно бессмысленно. Осуждаемая вождем мирового пролетариата детская болезнь левизны подразумевает как раз исключительную упертость в отстаивании своих воззрений. Веру в их самодостаточность и самоценность. Г-на Проханова в этом заподозрить еще можно, но его издателей из «Ad Marginem» вместе с певцами «Гексогена» от литературной критики - нет решительно никаких оснований. Напра!..Нале!..Во! В соответствии с конъюнктурой момента каждый из этих господ повернется в нужную сторону.