С точки зрения сугубо прагматической, распоряжение правительства г. Москвы, приравнивающее граждан РФ-немосквичей к подданным иностранных государств, не является ни новым, ни неожиданным, ни даже особо болезненным. Дежурное мероприятие по повышению взяткоемкости и, возможно, отражение подковерной борьбы между стройкомплексом (основным потребителем гастарбайтеров) и другими членами дружной команды, копающими под т. Ресина. Между тем и взяткоемкость, и положение гастарбайтеров (включая и подданных России) в Москве таковы, что существенно что-то изменить в худшую сторону мэрия уже вряд ли в состоянии. С другой стороны, est modus in rebus, и люди как-то же выживают - "Вынес достаточно русский народ, // Вынес и эту дорогу железную, // Вынесет все, что Господь ни пошлет".

Безобразие не в фактических неудобствах - лишний спуск унитаза не слишком меняет содержимое клоаки, а в том, что в погоне за взяткоемкостью окончательно утрачена способность к минимальному расчету хоть на полтора хода вперед - "как это будет воспринято? не будет ли слишком большого шума? не окажется ли себе дороже?". Это уже не говоря о том, как сообразуется данная негоция с дальнейшими видами России. Одно дело - фактически жить на средства остальной России, делая при этом вид, что этой остальной России не существует, и подвергая русских второго сорта, т.е. немосквичей, различным поборам и унижениям. Другое дело - бестрепетно прописывать это в рамках закона, искренне не понимая того, что есть вещи, которые делают, но о которых не говорят.

Ведь даже и без последней бестрепетности с иногородними гражданами РФ Москва давно уже представляет едва ли не главную угрозу целостности Российской Федерации. Угрозу, ибо экономический, культурный и политический разрыв между столицей и остальной страной не может переходить известного предела. Если столица с каким-то даже ожесточением ведет себя по отношению к России, как свинья под дубом вековым - "понаехали тут", если главное ее желание - установить полупроводящий режим взаимоотношений с Россией, чтобы денежные потоки со всей страны в Москву притекали, во всем же остальном страны за пределами МКАД как бы и не существовало, - такое желание рано или поздно разорвет страну. Другие земли скажут про Москву и москвичей: "Нам так же чужды их печали, как мы и наши чужды им", - и на это трудно будет что-нибудь возразить. Подобно тому, как проблема олигархов в том, что общество считает их всего лишь держателями ренты, сами же они себя мнят полновластными и ничем - ни законом, ни обычаем - не ограниченными хозяевами, так и Тверская, 13 не в состоянии осознать себя лишь держателем не ей принадлежащего столичного статуса Москвы.

Ведь споры об архитектурных и градостроительных деяниях мэрии нельзя сводить лишь к одной художественной составляющей (хотя она, конечно, ужасна). Проблема в том, что столица есть такой же символ страны, как флаг, гимн и герб. Столица призвана выражать идею и славу нации, и потому генплан столицы - дело общенациональное. Сиди правительство г. Москвы в местечке Погорелое Городище, к числу национальных инсигний не принадлежащем, оно было бы безусловно вольно ставить там гигантские пресс-папье и чернильницы работы Церетели, домики с башенками, торгово-развлекательные центры etc. Был же когда-то в аризонской пустыне убогий городишко Лас-Вегас, ставший ныне воплощением неслыханной красоты, так властно завладевшей умами и сердцами правительства г. Москвы, отчего же и Погорелому Городищу не стать таким вторым мировым законодателем моды.

Однако, Москва - это немного другое дело, ибо noblesse oblige. Эта noblesse, положим, дозволяет не самую выдающуюся эстетику - но только в строго очерченных рамках национальной силы и славы. Вставная челюсть Москвы - Новый Арбат образца 70-х гг. - никак не был эстетическим и градостроительным шедевром, но требованиям державной эстетики (хотя и довольно завалященькой) он все же не противоречил. Нынешний Новый Арбат (особенно, в ночное время, когда буйствует неоновый свет) полностью выдержан в эстетике того, что немцы называют Bahnhofsviertel, т. е. "привокзальный квартал", место, изобилующее буйством огней, казино и пип-шоу. Но устроить Bahnhofsviertel на центральном проспекте и даже в некотором роде правительственной трассе, упирающейся в Троицкие ворота Кремля - это очень специфическое понимание того, как следует воплощать в камне национальную идею и национальную славу. Посохинский Дворец съездов - тоже никак не шедевр, и лучше бы его не было вовсе, но со своей лаконичностью он по крайней мере не выходит за рамки державной эстетики Кремля, тогда как расположенный в двух сотнях метров церетелиевский диснейленд в Александровском саду за эти пределы выходит и весьма, поскольку ни аквапарк, ни бутик державными эмблемами не являются. По крайней мере, если понимать державу в традиционном, а не каком-нибудь глубоко постмодернистском смысле.

Эта проблема высветилась в ходе недавних тщетных попыток отстоять гостиницу "Москва" от сноса с возведением последующей улучшенной копии. Защитники мэрии, не ограничиваясь доводами коммерческо-эстетического характера, прибегали и к политическим квалификациям, обвиняя сторонников сохранения "Москвы" в сталинизме - ибо как же иначе объяснить бережно-сентиментальные чувства к одному из ярчайших памятников тоталитарного искусства 30-х гг. При этом отчасти они были правы. Когда одни считают, что столица великой страны по должности призвана символизировать идею "Наша слава - русская (resp.: французская, немецкая, британская etc.) держава", а другие даже таких слов не знают и уж точно не понимают, к чему эти слова их обязывают, т. Сталин, несомненно, является представителем первого лагеря (что, впрочем, не исключает его существенных разногласий с представителями этого лагеря по всем прочим вопросам). Грубо говоря, в данном случае эстеты, правозащитники, консерваторы, либералы, т. Швыдкой, т. Комич и т. Сталин выступают за Единую Россию, а правительство г. Москвы за свою очерченную пределами МКАД священную и неприкосновенную частную собственность, с которой что хочу, то и делаю.

В этом смысле все нынешнее московское уродство тоже, бесспорно, является идеей, застывшей в камне. Но только не идеей России, к которой Москва давно уже не желает иметь никакого отношения, кроме сугубо потребительского (да и о потреблении порой забывает, свидетельством чему указ мэрии о рязанских иностранцах), а идеей алчного местечкового партикуляризма. Когда Россия воссоединится со своей древней столицей Москвой, возникнет в самом деле интересный вопрос, что со всеми этими уродствами делать - то ли безжалостно уничтожить во истребление самой идеи партикуляризма, то ли в видах исторической памяти сохранить (как сохранили в германской столице кусок берлинской стены) как напоминание потомкам о той эпохе, когда Москва не входила в состав России.