С тех пор, когда неотъемлемым признаком России стали необъятные просторы, перед отечественными мыслителями в полный рост встала проблема государственной идеологии. Маневрирование между интересами крупных сил на геополитической арене, к которому прибегают малые страны, не может быть стратегическим решением, так как Россия сама стала такой силой. Непосредственная близость к исторически сформировавшемуся региональному центру прогресса – Европе – привела к появлению поляризованных концепций западничества и славянофильства, вторая из которых позднее переродилась в идею особого, «евразийского» пути развития. Ориентация на европейскую традицию изначально подразумевает вторичность российских реалий (от формы государственного устройства до системы морально-нравственных ценностей), а поэтому не вполне подходит для управления большой общностью людей – крупная держава должна иметь самостоятельную систему достижения общественного договора. Особый же путь развития, помимо очевидно устаревших знамен соборности, монархии и православия, а также эклектики в духе «ото всех – самое лучшее», смог предложить лишь славянское братство.

На практике, однако, дружба народов не прошла проверки общежитием, будучи реализованной на основе как силовой гегемонии, так и международного сотрудничества - влияние Российской Империи на славянские страны и лидерство Советского Союза среди стран Варшавского договора разбились о национальный вопрос, на поверку оказавшийся этническим. В силу несопоставимости потенциала партнеров со своим потенциалом отечественная сторона никогда всерьез не задумывалась о равенстве в сотрудничестве. При этом исключительно политическое понятие нации, как населяющего ту или иную страну сообщества, наполнилось чисто этническим содержанием. В результате принципиальное неравенство оказалось выражено в особом положении «великороссов» по отношению ко всем прочим. Более того, эта проблема обозначилась и в рамках самого российского государства, машина агитпропа даже породила чудовищное понятие «государствообразующей нации», подразумевая под ним русский этнос.

В то же время за границей такое разделение практически не чувствуется: граждане бывшего Союза – русские, украинцы, белорусы, грузины, армяне, литовцы, казахи – ощущают свою общность на основе русского языка и культурного наследия и вполне комфортно себя чувствуют, считаясь русскими. Да и жители других «многонациональных» стран тоже не делают из этнического разнообразия проблемы (хотя на бытовом уровне вполне возможно некоторое напряжение) – тому примерами служат США, объединяющие представителей практически всех народов мира, и Индия, члены десятков этнических группировок в пределах которой подчас способны понимать друг друга лишь с помощью английского языка.

Очевидно, что для своего претворения в жизнь идея славянского братства стала требовать кардинального пересмотра. Ситуация, при которой российская держава свысока поплевывала на «младших братьев», а в ответ получала очередную порцию возмущения «имперскими замашками», надоела обеим сторонам. Назрела необходимость найти альтернативу исторической традиции, рецепт строительства общего дома и ведения общего хозяйства без разделения по этническому признаку. Конечно, нашлись политические силы, провозгласившие эту самую славянскую альтернативу своим приоритетом и декларирующие необходимость объединения российского, украинского и белорусского народов на основе взаимного уважения. Но способны ли славяне на объединение этносов в одну, действительно единую нацию? Прежде чем утверждать подобное, следует ответить на следующие вопросы.

1. Как будет построено управление? Опыт Европарламента, в котором число членов-представителей пропорционально населению страны, в нашем случае очевидно не годится – де-факто снова сложится система принципиального превалирования российских интересов среди славянских. В то же время, естественно, нам не подходит и принцип численного равенства сторон во властных структурах – даже в гомогенных Соединенных Штатах голос Монтаны или Мэна ни в коем случае не равен голосу Калифорнии или Техаса.

2. Какова будет общая экономика? Попытка введения в Белоруссии общей с Россией валюты показала, что белорусские власти предпочитают сначала получить все причитающиеся компенсации, а уж только потом начинать разговор о собственно рубле в пределах юрисдикции Минска.

3. Что будет с территорией? Чисто формальное отделение Украины в результате беловежских договоренностей принесло в итоге невообразимую головную боль российским чиновникам; гарные хлопцы из Киева, недолго думая, посчитали украинским все, по чему не было четких договоренностей, и истерика по поводу косы Тузла – лишь зенит украинского маразма, но никак не новость.

4. Каким будет язык новой державы? Чиновники в США, в соответствии с концепцией «плавильного котла» бескомпромиссно требовавшие от проживающих в Америке знания английского (Test Of English as a Foreign Language до сих пор является серьезным испытанием для желающих попробовать на вкус американскую мечту), в итоге признали бессилие перед ползучей эмиграцией латиносов и были вынуждены согласиться на испанский как второй государственный язык.

5. Как будет вырабатываться позиция по отношению к другим державам? Евросоюз, ушедший в деле консолидации народов гораздо дальше нас, раскололся, как гнилой орех, стоило лишь Америке объявить войну Саддаму Хусейну – с одной стороны, французские нефтяники были вполне довольны сложившимся статус-кво (да и мантры об общеевропейских ценностях надо не забывать), а с другой, не такие сытые и поэтому менее разборчивые польские фермеры решили немного подзаработать на трансатлантическом партнере, раз уж все равно переговоры с Брюсселем не дают обещанного процветания. В нашем случае все еще сложнее – будучи изначально этническим объединенем, новой структуре придется постоянно избегать своего противопоставления не-славянским силам, ибо отучать мир и отучаться самим от, например, рефлекторной тождественности славянского и юдофобного придется еще долго.

6. Куда денутся шовинисты? Ведь, скажем, русский и украинский этнос должны будут слиться в одну нацию, в однородную общность, как сливаются в едином порыве «Ю-Эс-Эй!» янки, будь они Смиты, Доппельхерцы или Рамиресы. Уже не будет никакой нужды держать выродков из УНА-УНСО.

7. And the last, but not the least – как будет юридически оформлено это славянское братство? В сущности, это главный вопрос славянской альтернативе. Союз нерушимый республик свободных оказался очень даже разрушимым, да и республики впоследствии заявили, что были отнюдь не свободными. Новое сотрудничество должно быть закреплено такой бумажкой, чтобы никакие швондеры с любой из сторон не могли творить произвол на основе равенства и братства. Чтобы за газ из Сибири вовремя и в полном объеме платили в Киеве. Чтобы в Минске пропало желание набивать карманы региональной элиты за счет Москвы. Чтобы в самой Москве не раздували слонов вселенской катастрофы из мух не почувствовавшей нужную струю бюрократии. И чтобы все это происходило в одном государстве.

Ответов на эти вопросы нет и не предвидится. А в отсутствии ясно обозначенного мнения по указанным проблемам мы так и будем изобретать «либеральную империю», бесконечно договариваться об общем экономическом пространстве и так же бесконечно перекраивать акватории – потому что дальше бумаги эти действия не пойдут.